Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Кто он? Как попал? Никто не знал. Послушники доложили мастерам-магам, а те — архимагу. Неизвестного связали и кинули в темницу.

Первым, кто поговорил с Вором, оказался Ренай. Скептически относясь к рассказам послушников, он отворил тяжелую дверь каземата и… В него словно что-то вошло, принялось копошиться в темных лабиринтах души. Ни одно потаенное воспоминание не укрылось от цепких мерзких лап. Части его естества принялись снимать, как кожицу с лука. Ренай даже не сразу понял, что обливается холодным потом и держится за грудь, пока узник, широко улыбаясь, смотрел на него.

Об это даже сейчас тяжело вспоминать.

Заинтересованный испугом своего помощника архимаг спешно спустился к незнакомцу, но Камня дальше порога не пустил. Сказал: хочет поговорить с глазу на глаз. И до глубокой ночи провел в темнице. Повезло, что в двери была небольшая круглая дырка, в которой можно было рассмотреть каземат. Вор не пытался освободиться от веревок, а архимаг всё время сидел на принесенном костяном стуле и мило улыбался.

Стоило настоятелю храма выйти из темницы, ноги его подогнулись. Ренай едва успел подхватить старца и дотащить до покоев. Глаза архимага ввалились, морщины стали глубже, кожа обтянула череп так сильно, будто вот-вот готова была порваться, точно старый пергамент. Все самые страшные опасения были верны! Узник действительно обладал невероятной мощью. И следовало как можно быстрее отправлять гонцов в Кулгер — к Пророку.

Почему Вор позволил себя связать? Западня? Но Камень обследовал все близлежащие территории и ничего и никого не нашел. Может, всё-таки ошибка? Нет, конечно же, всё по-настоящему! Но почему Вор не боится наказаний, не боится смерти, наконец?

И сегодня Ренай узнал ответ: потому что того нельзя убить. Вместо крови в его венах струится свет. Любая, даже самая серьезная рана заживает за несколько мгновений.

Погладив густую намасленную бороду, Камень тяжело выдохнул, пытаясь успокоиться. Напряг мускулы на руках. Витиеватые татуировки вздулись. В конце концов, он всего лишь воин храма. Бывший Поющий. Решения принимает архимаг. Вряд ли тот недооценивает всю серьезность ситуации. Что-нибудь придумает.

Апоказамуруем Вора в стенедо приезда дознавателей из Кулгера. Не сдохнет — так хоть помучается.

Стало чуть легче.

Рука отозвалась острой болью, словно кто-то её поджег. Ренай резко открыл глаза, вскочил с кровати. Его татуировки испускают ровный синий свет, достаточно сильный, чтобы прогнать ночную тьму и придать комнате мистический вид.

С губ срывается сияющая дымка. Стянув с себя холщовую рубаху, Камень осмотрел себя. Дрожащие пальцы заскользили по старым шрамам, портящим некогда безупречную карту татуировок. Однако колючий синий свет, несмотря на безумие происходящего, продолжает исходить из тела! Мелькнула мысль: это всё Вор! Это он что-то изменил внутри него и теперь…

Нет.

Ренай одернул себя. Узник здесь ни причем. Память услужливо подкинула воспоминания годичной давности. Он, как сейчас, вскочил посреди ночи от боли в руке. Осмотрелся. Татуировка на плече — одна из немногих не перечеркнутых шрамами — едва-едва теплилась, слабо горела синим свечением. Тогда Камень никому не рассказал о чуде.

Затем каждый месяц сияние становилось лишь сильнее. Ренай хмыкнул. Он давно смирился со своей незавидной участью — стать убийцей, дознавателем и ручным покладистым псом архимага. Он больше не Поющий. Восемнадцать лет подготовки ушли псу под хвост из-за одного маленького шрама. Сила ушла, вытекла из души, как молоко — из разбитого кувшина. Хвала богам, что его вообще не выкинули на улицу, а оставили в храме.

И вот теперь он снова пылает! Великий Баамон, высший из богов, смилостивился над жалким рабом и вновь одарил своей милостью! Татуировки испускают синее свечение, несмотря на шрамы; где-то чуть ниже солнечного сплетения покалывает от переполняющей мощи, а в памяти просыпаются, казалось, давно забытые мантры.

Не обращая внимание на боль в руке, Ренай нерешительно встал в нескольких шагах от двери. Больше нет смысла скрывать его маленькую тайну от архимага. Но что делать? Сейчас ночь. Побеспокоить настоятеля в такое время — верх глупости. Решение озарило тут же: он спустится в зал для молитв служек и явит чудо тем немногим братьям, что сейчас читают священные мантры. А те уже обо всем расскажут архимагу. Больше не надо чувствовать себя изгоем и прятать глаза.

Воодушевленный, Ренай вышел из покоев. Узкий коридор встретил его абсолютной тишиной. В ноздри ударил въевшийся в стены запах пота. Расставленные через равные расстояния факелы на колоннах словно потянулись к нему. Сияние татуировок разогнало последние прячущиеся в углах тени. Знакомые места преобразились. Горельефы героев древности провожают его заинтересованными взглядами. Каменные арки словно становятся выше, когда он проходит под ними.

Забыв об узнике, забыв обо всех проблемах, Ренай идет вперед. Эхо шагов громом разносится по коридорам. Поющий, на котором давным-давно поставили крест, вернулся! Вскоре показался гигантский вход в один из священных залов. До ушей докатился тяжелый монотонный гул, от которого завибрировали кости, а сердце болезненно сжалось. Улыбаясь, Ренай встал напротив циклопической мраморной арки в форме раззявленной пасти ящера.

Сотни Поющих сидят на коленях и синхронно, как одно существо, выплевывают в воздух священные мантры. Море человеческих голов и спин, украшенных витиеватыми татуировками, вызывает невольное восхищение. Факелы в зале не горят — но они и не нужны: чистый свет, идущий из шепчущих ртов, раскрытых глаз и сложных узоров на коже, разгонит даже самую чернильную тьму.

Ренай заставил себя двинуться дальше — пока еще здесь ему не место.

Он дошел до зала молитв послушников. И разочарованно скривился — никого нет. Наплюй. Делай, что планировал. Если твое исцеление — воля богов, то утром священный свет не погаснет. Архимаг обязательно узнает . Камень рухнул на колени, мраморные плиты под ним едва дрогнули. Это просторное место подавляет: пузатые колонны не обхватить и четверым, потолок утопает во тьме, а бесчисленные факелы, расставленные по стенам, не способны прогнать сумрак. Камень бросил взгляд сначала на массивный пьедестал, украшенный древними иероглифами, а затем — на скульптуру. Огромный шар-глаз Великого Баамона испепелил жгучей ненавистью.

Ренай закрыл глаза. Боясь нарваться на божественный гнев, неумело зашептал слова молитвы. Язык, непривычный к разговорам, ворочается неохотно, а звуки приходится буквально заставлять вытягивать из себя.

Боль в правой руке усилилась, растеклась жидким огнем от пальцев до локтя. Скривившись, Камень продолжил шептать молитву, однако резь под кожей стала острее, будто кто-то закопошился ржавым лезвием по мясу и сосудам. Суставы на глазах распухли, татуировки засияли ярче.