Максим Ковалёв - По зову полной Луны

Таким образом, то, что на отосланную Догвилем просьбу Швабрю позволил им провести зиму в Жести, дабы отправиться и в весенний поход, стоило считать огромной удачей. Дваро оставался пониженным до звания десятника и назад на родную Стену уже не больно-то рвался. Тем более, на совещания он ходил наравне с местными сотниками и старина, очевидно, всецело проникся обсуждаемыми там идеями. Шрам же относился к приведённым им в крепость стражникам, как к своим рыцарям. Словом, они были в Жести и вместе с другими отобранными десятками готовились к походу по «разведке пограничных территорий вдоль левобережья Корабели, с целью выявления случаев проникновения на них древесных великанов, а также разбойничьих шаек племени карлов».

Юлиан лежал, смотрел в окно и мысленно рассуждал сам с собой. Последнее время за ним такое водилось.

На Стене, значит, люди требуются, а там, куда идут они, можно обойтись небольшим отрядом. Снова небольшим. И без громкой огласки. Здесь дело личной чести для всякого, носящего эмблему Чёрной Розы. Вот покончат они с ним и тогда уж займутся разбушевавшимся Пустоземельем. Таков был «общий план», что неизвестно кем и когда стал озвучен, но всеми негласно одобрялся.

То обстоятельство, что маршал Севера вместо участия в подготовке Стены к обороне безвылазно засел в Жестянке и на пару с мэтром-магом и господином маэдо строит некие секретные планы, казалось Юлиану, по меньшей мере, неправильным. Конечно, в помощь гарнизонам порубежных крепостей ещё зимой отправилось сколько-то отрядов рыцарей Розы. Остальные были наготове и, как только просохнут дороги, готовились выдвинуться следом. С уже ушедшими мэтр, отослал почти всех своих магов, а заодно и представителей Ордена, что прибыли в Жесть из столицы, обеспокоенные тревожными вестями. Сам он ехать на Стену «пока» не собирался.

Что же, для командора месть недомеркам и выяснение причин великанского «переселения» являлось большей важностью, нежели защита имперских земель от опасности нового Нашествия?

Несмотря на попытки рассуждать здраво, Юлиан чувствовал, что… Что? Он даже не мог подобрать подходящего определения. Но, что происходило нечто странное, — это точно.

И как с этим связанны древни? Или уродцы-карлы?

Командор и еже с ним, вероятно, знали правду. Они-то знали.

Юлиан потёр веки. Мысли путались, в голову словно набили мокрой шерсти. Полнолуние. Ночь бессонного бреда. Луна лезет в окна и превращает людей на койках в алебастровые скульптуры. Кажется, в её сиянии можно утонуть, захлебнуться.

Скорее бы уже рассвет.

— А помнишь, как прошлой весной мы напились, и кто-то лампу разбил? — спросил Лопух. Он, оказывается, ещё не спал. — Стол с лавкой загорелись. А шутники из соседней казармы как специально тогда дверь с улицы подпёрли, чтоб было не выйти, если кому из нас ночью по нужде приспичит?

Юлиан с радостью поддался возможности отвлечься.

— Да. Такое до самой смерти не забудется. Страху натерпелись — жуть. Потом Догвиль весь десяток жалования лишил.

— А мне ещё и в ухо дал… В конце месяца срок выходит. Будем мериться.

— Какой срок? — Юлиан спросил и сам вспомнил, о чём речь.

— Тот самый. Я и так ему уже дважды продлевал, сначала ведь уговор только на зиму был. Хватит. Будем выяснять, у кого борода с усами роскошнее. Этот вон, что развалился, как дохлый осёл, мне серебряный должен. Я ему сказал, чтоб готовил. Тут ведь и судить нечего. Его укропины годятся только народ смешить.

— Над вами уже весь гарнизон ржёт, — улыбнулся Юлиан.

По условиям спора ему было выбирать победителя. И он всеми силами делал вид, что пока не определился окончательно. Дабы не расслаблялись. Ещё в середине зимы Луи по собственному желанию перевёлся в десяток Догвиля, и теперь за его состязанием с Лопухом следила едва ли не вся крепость. А уж как эти двое по утрам хорохорились, каждый расхваливая свою «поросль», — живот от смеха надорвать можно.

— Пусть ржут, мне не жалко. Я с того серебряного ещё пива всем выставлю. Так и быть, расщедрюсь.

Как говорится, утро вечера мудренее, а уж ночи подавно. Они, в конце концов, солдаты. Значит, возникающие проблемы должны решать строго по мере их поступления. Армейская жизнь — штука в сущности несложная, если всё делать по уставу, не ища себе лишних сложностей.

Приятели ещё поболтали, вспоминая прежнюю пограничную жизнь. И как всё изменилось. Лишь к рассвету их таки сморило.

А в округе шаг за шагом распрямлялась, входила в рост и завязывалась почками полная живительных сил красавица-весна. Остатки снега обещали сойти в считанные дни. Земля, напоённая и отдохнувшая, готовилась разродиться бессчётной армией разноцветья и разнотравья. Зима отступала без сопротивлений. Мир перерождался. Он спешил жить, словно само время ускоряло свой бег. Но бег навстречу чему? Здесь всё представлялось уже не столь определённым.

Апрель едва успел утвердиться в правах, когда из распахнутых врат Жести потекла снаряжённая для дальнего похода конная вереница. В конце её тащились обозы, везущие тюки с провиантом, оружием и прочим скарбом. Возле лошадей бежали охотничьи собаки. Всадники, по случаю тёплой погоды одетые в простёганные куртки, держались собранно. Их брони с гербом Чёрной Розы, тщательно начищенные, покоились в вещевых мешках. Топоры, щиты и шлемы с откидным забралом и бармицей, дающие лучшую защиту от стрел, пристёгнуты к сёдлам. Мечи и луки до поры убраны в ножны и налучи. Час их ещё пробьёт. Ни у кого из покидающих крепость на этот счёт не имелось и тени сомнения.

Берущий своё начало поход не подразумевал какой-либо вальяжности. К нему готовились всю зиму. И вот время пришло.

Миновав по узким извилистым улочкам три пояса крепостных стен, где каждый из следующих был ниже предыдущего, подвесной мост над глубоким, по мирному времени безводным рвом, а за ним насыпной вал, всадники покинули Жестянку. С другой стороны от крепости располагался военный лагерь, а у главных ворот, как это часто бывает, раскинулся жилой городок. Юлиан сказал бы, что тот весьма походил на Бермонд, только раз в десять крупнее и населён не охотниками с козопасами, а торговцами и ремесленниками. Стражник обернулся в седле. Крепость оставалась позади каменным колоссом — не крепость, а сама по себе целый город, занявший вершину гористого возвышения, в чреве которого он провёл несколько далеко не худших месяцев в своей жизни. Крепостные стены, точно бывшие продолжением скальной основы, стояли замшелыми утёсами с зубчатым верхом, многочисленные башни, с расстояния кажущиеся тонкими, почти игрушечными, тянулись в небо и на них реяли знамёна. В центре крепости под самые облака возносилась похожая на трезубец цитадель. Здесь, в военном лагере, у них были настоящие учения, а не одна только их видимость, были вечерние посиделки с мужиками — воинами, а не теми, кто лишь носил подобное звание, были конные выезды и тренировки на стрельбище. А в цитадели была даже библиотека! Теперь же их снова ждала грязь и мозоли от постоянной скачки. Конец недолгой рыцарской жизни. Но Юлиан не роптал. Да и это самое рыцарство никто у них не отбирал. Они с Лопухом и остальными ещё устроят на Стене свой собственный рыцарский орден. Пусть остальные завидуют.