Александр Бушков - Чудовища в янтаре-2. Улица моя тесна

Как водится, вокруг отнюдь не стояло благорастворение ароматов, наоборот. Пехота на марше оставляет после себя тот еще запашок, а уж когда идет кавалерия… Не зря в «волчьи сотни», здешние разведроты, стараются подыскать людей с обостренным обонянием — чтобы издали засекали колонны противника.

Он привычно покачивался в седле. Походный марш — вещь довольно скучная, ровным счетом ничего не происходит, занять себя нечем, с офицерами все заранее обговорено. Думай — не хочу. И потому он вновь возвращался мыслями к разговору с Канцлером, состоявшемуся двое суток назад, перед тем, как Сварог выступил в поход на «белых колпаков».

Неторопливо прохаживаясь по кабинету, попыхивая трубочкой из сильванского черного дерева, Канцлер говорил:

— В этом мятеже, помимо «всплесков», есть, думается мне, еще одна загадочная странность. Может быть, и вы уже о ней думали… Они себя ведут категорически неправильно. Поход на Латерану им попросту не по зубам. Ваша Дали, похоже, очень неглупа, а уж когда речь идет об Орке… Не то что они, любой толковый вожак мятежа — а глупцы обычно в вожаки не попадают — не могут не понимать, что силами вы их неизмеримо превосходите. Мне докладывали, вы стягиваете войска к Латеране…

— Стягиваю, — кивнул Сварог. — Благо ни одному земному королю это не запрещено. Самое большее через неделю там будет целая армия. Учитывая, что это весьма необычный мятеж, лучше пересолить, чем недосолить. Навьи, конечно, противник весьма серьезный. Один в бою стоит трех-четырех обычных солдат. Но не более того. И только. Больше они ничего не могут и не умеют. Распрекрасно можно задавить качество количеством. Тактика «прибоя», давным-давно принятая в военном деле. Несколько волн кавалерийских атак, свежие части сменяют сослуживцев до того, как те окончательно вымотаются. А солдат у меня хватает. Против такого навьи в итоге бесполезны, они увязнут в лавах атакующих конников — в данном случае, им настрого наказано, что в первую очередь рубить нужно по голове. Приказ прошел сверху вниз, от полковников до сержантов с капралами, люди готовы… Потери ожидаются больше обычных — но на то и война. В конце концов их просто перебьют.

— Вот именно, — сказал Канцлер. — Неужели Дали с Орком этого не понимают? И все-таки идут прежним курсом, к Латеране. Вы пытались найти объяснение?

— Конечно, — сказал Сварог невесело. — И отыскал только одно — вполне возможно, у них в запасе еще какой-то неприятный сюрприз.

— Возможно…

— Я на одно надеюсь: что этот сюрприз такого рода, что непременно позволит ввести в действие силы Империи… Правда, в прошлый раз состоялась самая обычная битва, без всяких сюрпризов. Это придает уверенности в себе, но, разумеется, не чрезмерной…

— Будем надеяться… Вот только в походе вам придется учитывать кое-какие весьма существенные обстоятельства… Знаете, в чем явный парадокс? После того, что императрица сделала на Агоре, после того, как мы арестовали еще одиннадцать членов Агоры, можно говорить со всей уверенностью: черных там больше нет. Двое, правда, пустились в бега сразу после печального завершения Агоры, и найти их пока не удается — поскольку они были вне всяких подозрений, у них не сняли заранее «ореолы»… Но вы наверняка об этом знаете, я ведь разрешил использовать в поисках обе ваших службы.

— Конечно, — сказал Сварог. — Мы их тоже пока что не нашли…

— Так вот, победа несомненная… Но парадокс в том, что мы, усилившись, если можно так выразиться, на одном направлении, оказались гораздо слабее на другом. Я о внутриполитических интригах. Теперь в Агоре остались только те, на кого нечем воздействовать. И это наши позиции ослабляет. А позиции Агоры, соответственно, усиливает. Очень многие ваши недоброжелатели и противники реформ остались на прежнем месте в прежнем качестве — и на сей раз с ними ничего нельзя поделать. Распускать Агору — значит вводить тираническое правление. С самыми непредсказуемыми последствиями. Беда еще и в том, что императрица — энергичная, волевая, решительная, способная на жесткие меры… но она, поверьте прожженному политикану, просто не способна править тиранически. Она к такому не готова, никогда об этом не думала. Тиран — это особое свойство души, которым она не обладает. — Он усмехнулся. — Извините уж, но вот вы бы смогли. Вы в некотором роде тиран…

— Господи, вам незачем извиняться, — ухмыльнулся Сварог. — И в самом деле чуточку тиранствую. Министры у меня ходят по струнке, в жизни не решатся отстаивать свое мнение, идущее вразрез с моей волей, уитенагемоты остались, но сидят тихонечко, как мыши под метлой, памятуя о печальных прецедентах, в том числе не особенно давних — я о названном отце, Конгере Ужасном… Ну и частенько использую формулу «закон уснул». Что есть, то есть…

— Вот только вы не император. А Яна к тирании ничуть не предрасположена, да и я, признаться, тоже. Очень уж это разные вещи — жесткий стиль правления и тирания. Ввести можно, но очень скоро начнутся сбои…

— Вы это без задних мыслей рассказываете или хотите меня к чему-то подвести?

— Хочу, — сказал Канцлер. — У меня были переговоры с Главой Агоры и самыми влиятельными ее членами. Долгие, нелегкие… Некоторая договоренность достигнута. Они пока что не будут проводить довыборы, в принципе, согласны Агору распустить. Но необходимы и уступки с нашей стороны, в политике это неизбежно. Одна из уступок касается как раз вас. Вы должны вести себя на земле… скромнее, что ли. Не использовать имперскую технику так, как вы ее порой открыто и беззастенчиво используете. На какое-то время, пока все не уляжется, никаких замаскированных под самолеты виман и подобного. Вы же прекрасно понимаете — любой из ларов может в рамках Эдикта о вольностях наблюдать за землей, сколько ему заблагорассудится — в первую очередь за вами. Держитесь строго в рамках законов. Это касается и обычных самолетов и пулеметов… Вы ведь не можете не знать…

— Знаю, — угрюмо бросил Сварог.

Уж такие вещи земной король знать обязан. В свое время, когда были сделаны исключения из «Закона о запрещенной технике», королям было строжайше предписано: самолеты и пулеметы применять исключительно против внешнего врага — но ни в коем случае против мятежных подданных. Гуманизм, изволите ли видеть, вновь себя явил во всей красе. В силу тех самих необъяснимых обычной логикой бюрократических парадоксов при всей их абсурдности пароходы применять против взбунтовавшихся подданных как раз можно. Видимо, потому, что по пальцам можно пересчитать случаи, когда мятежники оказывались настолько близко к рекам, чтобы попасть под артиллерийский и ракетный обстрел с кораблей.