Стивен Кинг - Ветер сквозь замочную скважину

А потом она вновь принялась его целовать.

Тим тоже радовался, и улыбался, и вдыхал мамин запах — такой чистый, такой родной, — но потом ему вспомнились слова Мерлина: Когда вернешься домой, что ты сделаешь первым делом?

— Где ты был? Расскажи!

— Я все тебе расскажу, мама, но сначала ляг на спину и открой глаза широко-широко. Как можно шире.

— Зачем? — Она продолжала трогать его лицо, словно пытаясь уверить себя, что он действительно здесь, рядом с ней. Ее глаза, которые Тим так надеялся вылечить, смотрели прямо на него… и сквозь него. Взгляд был туманным и мутным, глаза как будто подернулись тонкой белесой пленкой. — Зачем, Тим?

Он не хотел говорить. На тот случай если снадобье вдруг не подействует. Мальчик не думал, что Мерлин его обманул — это сборщик налогов находит забаву в том, чтобы лгать людям, — но маг мог ошибиться.

Только бы он не ошибся! Пожалуйста, пусть он не ошибется!

— Сейчас узнаешь зачем. Я принес лекарство. Но его очень мало, так что лежи спокойно.

— Не понимаю.

Нелл в ее непроглядной темноте на миг показалось, что слова, которые прозвучали в ответ, произнес не сын, а покойный муж:

— Просто знай, что я прошел долгий путь и преодолел много трудностей, чтобы добыть это лекарство. Поэтому лежи спокойно.

Она сделала, как он сказал, глядя на него снизу вверх невидящими глазами. Ее губы дрожали.

Руки у Тима тоже дрожали. Он мысленно приказал им успокоиться, и, как ни странно, они перестали трястись. Мальчик сделал глубокий вдох, на миг задержал дыхание и открыл пузырек с бесценным снадобьем. Набрал в пипетку все, что осталось, — а осталось всего ничего. Короткая тонкая трубочка не наполнилась даже до половины. Тим склонился над мамой.

— Лежи тихо, мама! Обещай, что не будешь дергаться. Оно может жечь.

— Не буду, — прошептала Нелл.

Одна капля — в левый глаз.

— Ну как? — спросил Тим. — Не жжется?

— Нет, — ответила Нелл. — Чуть-чуть холодит, но приятно. Теперь давай во второй глаз, пожалуйста.

Тим закапал ей в правый глаз и замер над мамой, закусив губу. Ему показалось, что белесая пленка стала прозрачнее. Или он просто выдавал желаемое за действительное?

— Ты что-нибудь видишь, мама?

— Нет, но… — У нее перехватило дыхание. — Я вижу свет! Тим, я вижу свет !

Она начала приподниматься на локтях, но Тим взял ее за плечи и уложил обратно. Закапал еще по капле в каждый глаз. Этого должно было хватить, потому что в пипетке уже ничего не осталось. И хорошо, что не осталось — когда Нелл закричала, Тим вздрогнул и уронил пипетку на пол.

— Мама? Мама! Что с тобой?!

— Я тебя вижу! — закричала она и прижала ладони к его щекам. Ее глаза переполнились слезами, но Тим все равно радовался, потому что теперь они смотрели не сквозь него, а на него. И стали такими же ясными, какими были всегда.

— Ох, Тим, мой хороший, я тебя вижу. Вижу очень хорошо.

А что было дальше, о том незачем говорить — ибо есть в жизни мгновения радости, которые нельзя описать никакими словами.

Ты должен отдать ей отцовский топор.

Тим достал из-за пояса топор и положил его на кровать рядом с мамой. Она посмотрела на него — и увидела , что им обоим по-прежнему казалось чудом, — потом прикоснулась к деревянной рукоятке, ставшей гладкой за долгие годы непрестанной работы, и вопросительно посмотрела на сына.

Тим лишь улыбнулся и покачал головой.

— Человек, давший мне капли, сказал, чтобы я отдал топор тебе. И больше я ничего не знаю.

— Кто, Тим? Какой человек?

— Это долгая история, и ее лучше рассказывать и слушать за завтраком.

— Яичница! — Нелл снова приподнялась. — Из десятка яиц, не меньше! И в погребе есть ветчина!

По-прежнему улыбаясь, Тим снова взял маму за плечи и ласково уложил на подушку.

— Я могу сам приготовить яичницу с ветчиной. Я принесу тебе завтрак прямо сюда. — И тут Тиму в голову пришла одна мысль. — И вдова Смэк поест с нами. Странно, что она не проснулась от всех этих криков.

— Она пришла, когда поднялся ветер, и все время, пока бушевала буря, была со мной и поддерживала огонь, — сказала Нелл. — Мы думали, дом опрокинется, но он устоял. Она, наверное, страшно устала. Разбуди ее, Тим, но постарайся помягче.

Тим поцеловал маму в щеку и вышел из спальни. Вдова спала в кресле у очага, уронив подбородок на грудь, — она так устала, что даже не храпела. Тим осторожно потряс ее за плечо. Ее голова покачнулась, склонилась набок и тут же перекатилась в первоначальное положение.

В голове Тима возникла страшная мысль, превратившаяся в уверенность еще до того, как мальчик обошел кресло и посмотрел на вдову спереди. Он увидел такое, от чего у него подкосились ноги, и он упал на колени. Вуаль была сорвана. То, что осталось от когда-то красивого лица вдовы, было холодным и мертвым. Единственный глаз безучастно смотрел на Тима. Весь перед ее черного платья был покрыт, словно ржавчиной, коркой запекшейся крови, потому что вдове перерезали горло, от уха до уха.

Тим набрал воздуха в легкие, но не смог закричать — чьи-то крепкие, сильные руки сомкнулись у него на горле.

Берн Келлс вошел в гостинуюиз прихожей у задней двери, где сидел на своем сундуке и пытался вспомнить, почему он убил старуху. Наверное, это из-за огня в очаге. Келлс две ночи дрожал от холода под кучей сена в амбаре Глухого Ринкона, а эта старая вешалка, задурившая голову его пасынку своим поганым учением, все время сидела в тепле. Это же несправедливо.

Он видел, как мальчишка вошел в комнату матери. Слышал радостные крики Нелл, и каждый крик ее радости был для него как удар по причинному месту. Она должна кричать только от боли. Все его беды — из-за нее. Она его околдовала, приворожила своей тонкой талией, высокой грудью, длинными волосами и смеющимися глазами. Он думал, что с годами ее власть над ним утратит силу, но нет. Без нее ему не было жизни, и в конечном итоге он должен был получить эту женщину. А иначе зачем он убил своего лучшего друга?

И вот теперь он вернулся, этот мальчишка, из-за которого Келлс превратился в изгоя. Как ни плоха была сука, но ее щенок еще хуже. И что у него там за поясом? Боги вышние, неужели пистолет?! Где он его раздобыл?

Келлс сжимал горло Тима до тех пор, пока мальчик не перестал сопротивляться и не обмяк в его сильных руках, слабо хрипя. Потом Келлс вытащил из-за пояса Тима пистолет и отшвырнул его в сторону.

— На тебя, мелкий прыщ, пули жалко, — проговорил он в самое ухо Тима. Смутно, откуда-то издалека — словно все ощущения ушли в глубь тела — мальчик чувствовал, как борода отчима щекочет его шею. — И нож марать не хочу, прирезал старую суку — и хватит. Тебе, щенок, будет огонь. Угли еще горячи. Жара уж явно достаточно, чтобы поджарить тебе глаза и проварить кожу на твоей…