Стивен Кинг - Ветер сквозь замочную скважину

Я и не собирался предъявлять ему претензии.

— Вегг, идите в контору и подождите нас там. Джейми, шериф Пиви, вы пойдете со мной.

Я им все объяснил по дороге к салуну. Это не заняло много времени.

— Говорить с ними будете вы, — сказал я Пиви, когда мы остановились у дверей салуна. Я говорил тихо, потому что на нас по-прежнему глазел весь город. Хотя люди, стоявшие перед входом в салун, отодвинулись от нас подальше, как от чумных. — Они вас знают.

— Но не так хорошо, как Вегга, — заметил шериф.

— А почему, как вы думаете, я не взял его с нами?

Шериф хохотнул, толкнул дверь салуна и вошел внутрь. Мы с Джейми двинулись следом за ним.

Завсегдатаев пивной оттеснили в глубь зала, к карточным столам. У стойки расположились солянщики. Снип и Канфилд сидели, где я им сказал — с обоих концов барной стойки. Келлин Фрай стоял у входа, привалившись спиной к стене и скрестив руки на груди. В заведении был и второй этаж — отведенный, как я понимаю, под публичный дом. На балконе, нависавшем над залом, толпились далеко не прекрасные дамы, глазевшие на солянщиков.

— Так, ребята! — гаркнул шериф Пиви. — Все повернулись ко мне!

Они тут же послушались. Для этих людей он был просто еще одним бригадиром — начальством, которого надо слушаться. Некоторые еще не допили свое виски, но большинство уже прикончило обе порции. Сейчас они выглядели поживее, у них на щеках появился румянец — скорее от выпивки, чем от ветра и едкой пыли, которые сопровождали их всю дорогу до города.

— Теперь, значит, так, — сказал Пиви. — Все садитесь на стойку, все до единого, и скидывайте сапоги. Чтобы мы видели ваши ноги.

В ответ раздался недовольный ропот.

— Если вам надо узнать, кто из нас сидел в Бильеской тюрьме, то спросили бы прямо, — сказал какой-то пожилой солянщик с седой бородой. — Вот я сидел. И не стыжусь этого, да. Я украл каравай хлеба для старухи своей и двоих наших детишек. Хотя малышам это не помогло, все равно оба умерли.

— А если мы не послушаемся? — спросил другой, помоложе. — Тогда эти мальцы с револьверами нас пристрелят? Так я, может быть, и не против. По крайней мере тогда мне уже не придется лезть в эту проклятую шахту.

Солянщики одобрительно закивали. Мне показалось, что среди общего гула голосов явственно прозвучали два слова: зеленый свет.

Пиви схватил меня за руку и вытащил вперед.

— Вот этот стрелок освободил вас от работы на целый день и купил вам всем выпить. И если каждый из вас точно знает, что он — не тот, кого мы ищем, так чего вам бояться?

Тот, кто ответил шерифу, вряд ли был намного старше меня:

— Сэй шериф, мы боимся всего и всегда .

Это была та самая неприглядная правда, которую знают все, но о которой предпочитают не говорить. В «Невезухе» вдруг стало тихо. Снаружи выл и стонал ветер. Соляная пыль билась в тонкие дощатые стены со звуком, похожим на грохот града.

— Слушайте, что я скажу, мужики, — проговорил Пиви, уже не так громко и более уважительным тоном. — Эти стрелки могут, конечно, достать револьверы и заставить вас сделать то, что нам нужно, под угрозой расстрела. Но мне бы этого не хотелось, да и вам это не надо. Вы взрослые люди и сами должны понимать, что к чему. Если считать вместе с фермой Джефферсона, число погибших в Дебарии уже приближается к сорока. Среди убитых на ферме Джефферсона было три женщины. — Он умолк на секунду. — Нет, вру. Женщина была одна. Одна женщина и две совсем юные девочки. Я знаю, как тяжело вам живется. Какая вам выгода нам помогать? Никакой. И все-таки я вас прошу. И почему нет, в самом деле? Среди вас лишь одному есть что скрывать.

— И правда, какого хрена? — сказал седобородый.

Он встал спиной к барной стойке, оперся руками о край, подтянулся и сел на стойку. Видимо, седобородый был у солянщиков старшим, потому что все остальные тут же последовали его примеру. Я внимательно наблюдал за ними, пытаясь разглядеть хоть малейшие признаки недовольства или замешательства, но недовольства никто не выказывал. Во всяком случае, я не заметил. Теперь, когда все началось, солянщики воспринимали это как шутку. И уже очень скоро они все сидели рядком на стойке, а их сапоги с глухим стуком падали на посыпанный опилками пол. О боги, я до сих пор явственно чувствую вонь этой двадцати одной пары ног.

— Фу, я такого не выдержу, — проговорила одна из шлюх. Я поднял глаза и увидел, что наши зрительницы поспешно уходят с балкона в вихре перьев и нижних юбок. Бармен зажал нос и умчался в дальний конец помещения, к карточным столам. Я мог бы поспорить, что в кафе Рейси в тот вечер никто не заказывал ужин; если у кого-то и был аппетит, это благоухание должно было напрочь его отбить.

— Закатайте штанины, — приказал Пиви. — Мне надо видеть ваши лодыжки.

Солянщики больше не возражали: раз уж взялись, надо делать. Я вышел вперед и сказал:

— Тот, на кого я укажу, слезает со стойки и встает у стены. Можете взять свои сапоги, но надевать их не надо. Нам потом только улицу перейти, а это можно и босиком.

Я пошел вдоль ряда босых ног, в основном страшно тощих и опутанных сеткой раздувшихся темно-лиловых вен — у всех, кроме самых молодых рабочих.

— Ты… ты… и ты…

Всего набралось ровно десять человек с синими кольцами на лодыжках, означавшими срок заключения в Бильеской тюрьме. Джейми подошел к ним. Он не стал доставать оружие, но запустил большие пальцы под перекрещенные на бедрах ремни, так что ладони легли в непосредственной близости от рукоятей его больших шестизарядных револьверов. В общем, намек был понятен.

— Эй, бармен! — позвал я. — Налей-ка еще по маленькой всем, кто остался.

Солянщики без тюремной татуировки радостно оживились и принялись натягивать сапоги.

— А нам не нальют? — спросил седобородый. Кольцо, наколотое у него на лодыжке, выцвело так, что осталась лишь призрачная синеватая тень. Босые ноги были корявыми и шишковатыми, как старые пни. Даже не представляю, как он мог ходить на таких ногах — не говоря уже о том, чтобы работать с такими ногами.

— Девятерым из вас нальют по большому стакану, — сказал я, от чего их угрюмые лица тут же просветлели. — А с десятым у нас будет другой разговор.

— Вздернуть его, вот и весь разговор, — проговорил вполголоса Канфилд с фермы Джефферсона. — И после того, что я видел на ранчо, я очень надеюсь, что он долго будет там дрыгаться, на веревке.

Мы оставили Снипа и Канфилда присматривать за одиннадцатью солянщиками, пьющими в салуне, а остальных повели к зданию городской тюрьмы. Возглавлял колонну седобородый, шагавший на удивление быстро на своих корявых ногах-пеньках. Уже смеркалось, только сумерки были какими-то странными, свет не серел, а желтел — такого я никогда раньше не видел. Но все равно было ясно, что уже скоро наступит ночь. Ветер дул, пыль летела. Я наблюдал за солянщиками, не рванется ли кто бежать — и надеялся, что так и случится, хотя бы для того, чтобы поберечь ребенка, ждавшего в тюрьме, — но никто не предпринял попытки к бегству.