Александр Шапочкин - Герой для Системы

И в первом, и во втором случае оставались непонятки с отсутствием необходимости справлять естественные процессы освобождения организма от продуктов жизнедеятельности. В общем — странно это…

Добравшись до дома старосты, притаился возле окна из которого доносились голоса. Понаблюдав за сытной вечерней, а скорее уже ночной трапезой его семьи и дождавшись, когда глава деревни, вместе с мужчиной примерно моего возраста, вооружённым мечом и очень похожим на него, направился к лестнице на второй этаж, пробежался по стене и быстро нашёл помещение, выступавшее, судя по столу, заваленному бумагами, аналогом рабочего кабинета.

— …скажешь, старший сын? — видимо продолжая ранее начатый разговор, закончил глава семейства обращение к мечнику, закрывыв за ним дверь, а затем поставив шестиугольный стеклянный фонарь с ручкой на стол, достал щепку лучины и запалив, принялся зажигать расставленные то тут, то там свечи.

— Да давно пора её гнать! — в сердцах прорычал черноволосый мужчина, с чувством приложив кулаком по стене. — Ничего хорошего от айндзуры ждать честным людям не следует!

Что удивительно, говорили живущие здесь люди далеко не на русском, английском или немецком, которые я знал, а на языке, который я бы назвал «азиатским». Судя по интонациям, это был не китайский, а скорее японский, а в связи с отсутствием совсем уж знакомых современному человеку слов — корейский. Ну или что-то типа того.

Однако, как ни странно, но я его понимал и даже сам, потренировавшись после вчерашней ночной вылазки в лесу, смог на нём разговаривать. Правда, для этого словно бы пришлось что-то в себе сломать или точнее, пробить какой-то барьер. Вот я вроде бы как произношу слова на русском, усилие — и уже говорю на местном. Хотя при этом не потерял способности переключаться на известные мне языки.

— Она — единственная знахарка в деревне! — насупился старик. — И тебе ли не знать, старший сын, что всё, в чём её обвиняют — ни разу не подтвердилось?

— Ерунда! — отмахнулся его собеседник, проходя вглубь комнаты и усаживаясь на кресло. — Она айндзура и не может быть непричастной к нашим бедам. Просто не в силах обычных людей найти доказательства и…

— Старший сын, — устало прервал его староста, занимая кресло напротив. — Андзуры такие же люди, как и…

— Не надо душеспасительных бесед, отец! — рыкнул мужик. — Мне хватает их в городе! Мы с тобой люди от земли, у нас чёрные волосы и сильная кровь! Мы здесь власть! Это наше селение, мы…

— Я на одну четверть айндзура, ты — на одну шестнадцатую! — устало проговорил глава деревни. — Да, в нас сильна правильная кровь, но ты готов выгнать своего брата Вальгарда, который родился от пришлого!

— Не смей мне трогать брата, старик! — внезапно взъярился мечник. — Он наш по крови! Его родила моя мать! Пусть у него и не чёрные волосы…

— Так и Васка наша! — припечатал по подлокотнику староста. — Её бабка — твоя родственница! И…

Он ещё что-то втирал своему отпрыску, а я зацепился за знакомое имя. Васка! Василеса! Так что, получается местные жители — Сербы? Ну, или их копия в другом мире. Хотя староста упоминал Вальгарда, а это звучит уже как-то по скандинавски.

— Нет! Она — чужак! — рявкнул мужчина, подавшись вперёд.

— А может быть, ты так относишься к ней потому, что она дала тебе от ворот поворот? — мягко, по отечески проговорил глава деревни. — Ты, главное, скажи мне, старший сын, а мы уж…

— Сам разберусь! — окрысился мечник.

— Сам, так сам, — нахмурившись, безразлично ответил староста и, пожевав губы, строго добавил. — Но травить мне её заканчивай! Другой знахарки в округе нет!

— И без неё проживём! — опять рявкнул его сынок и вскочив быстрым шагом вышел из комнаты, напоследок прошипев. — А если ты не чтишь заветы предков, то я сам с ней разберусь! Сейчас! Всё зло от айндзур!

И зло хлопнул дверью, от чего в помещении погасло несколько свечей, а огоньки остальных взволнованно затрепетали.

«Зашибись здесь жизнь у девки… с карманными деревенскими нациками!» — подумал я, ни секунды не сомневаясь, о ком шёл сейчас разговор.

Определения, используемые в родном языке, были встроены в речь местных вместо местоимений и многочисленных именных суффиксов. Так что, слыша «она», «её» и прочее, я воспринимал их как «девушка-блондинка» или «чужачка со светлыми волосами», а при произнесении имён, ещё и отношение к объекту разговора. Хотя мой мозг каким-то образом переваривал всё услышанное в удобоваримый русский язык, хоть я и примечал в услышанном некий акцент.

— Дурак… — прошипел староста и медленно поковылял к шкафу, под завязку заполненному свитками, а затем закрыл глаза, плотно сжав губы и простояв так несколько секунд, добавил. — Не дай тебе боги действительно совершить глупость. Нет… дурак это — я. Но будь, что будет.

Мне, в общем-то, этого хватило. Минут через пять, мужик вышел из дома, а я последовал за ним. Двигался он целенаправленно к покосившейся избушечке блондиночки, которую сегодня шерстил вместе с отцом. К тому же не понравилось мне то, как он судорожно теребил рукоять своего меча.

«Ну и что делать?» — задал я себе вопрос, скользя в глубоких угольно-чёрных ночных тенях следом за мужчиной.

Задумал он явно что-то нехорошее, так что стоило ли спасать девчонку от «гоблинов», чтобы с ней невесть что сотворил какой-то хрен с бугра. Пусть и из её же деревни. Вот только… убивать тоже как-то не хочется. Да и не факт, что рука поднимется. Всё-таки одно дело какая-то неведомая зелёная хрень, а другое дело — человек.

«Или всё же поднимется…» — мысленно ответил сам себе я, как-то не обнаружив в душе какого либо внутреннего протеста против такого кардинального способа решения проблем.

Старательно возводимые современным мне обществом тормоза и преграды против убийства себе подобных, словно бы отсутствовали. Но это совершенно не значило, что мне хотелось прямо сейчас взять и устроить в деревне кровавую баню или не вызывала отторжения мысль о расчленёнке или вообще трупах.

Только сейчас я вдруг задумался над тем, что кроме мух, комаров и тараканов, Владимир Распутин в своей прошлой жизни, собственно, никого никогда не убивал. Ну не считать же за реальный опыт расстрел монстров в компьютерных игрушках или сражения в виртуале. Или последнее всё же считается?

Не то чтобы прежний я был нюней или безвольным человеком, но одно дело набить кому-нибудь морду, а совсем другое — отобрать жизнь. Да я не уверен, что смог бы расправиться с тем же кроликом, не в том смысле, что ушастый бы меня заломал и покусав, скрутил в бараний рог, а в том, получилось бы у меня недрогнувшей рукой свернуть ему шею. Жалко ведь животинку! Да и вопрос выживания передо мной никогда не стоял!