Софи Келли - Ловкость лап

Как любят говорить в хоккее, толпа пришла в дикий восторг. Я, как хороший игрок, подошла к Маркусу и протянула руку. И он, как хороший игрок, её принял. Он поднялся на ноги, и нам зааплодировали.

— Ух ты! — сказала Мэгги, когда я присоединилась к ней после нескольких рукопожатий и пары приветственных ударов кулаком. — Где ты научилась так играть? — Она протянула мне мой горячий шоколад.

— Да, где ты научилась так играть? — спросил Маркус, стряхивая снег с куртки.

Я вспотела, и лицо раскраснелось. Мы пошли с поля, уступая место другим игрокам.

— Парковки и задние дворы. — Я отхлебнула свой горячий шоколад. Холодный.

— Правда? — удивилась Мэгги.

— Правда. Ты же знаешь, мои родители много играли в летних театрах. Я болталась рядом с командой, обслуживающей сцену, детей там не было. — Я свернула к торговой палатке. — И они много играли в уличный хоккей.

— Я должен тебе новый напиток, — Маркус указал на мою чашку.

— Вовсе нет.

Мэгги бросила на меня взгляд из–за его спины. Мы уже стояли в очереди, и я, конечно, ничего не добилась бы, споря с ним, поэтому просто улыбнулась и сказала спасибо. Когда очередь подошла, он купил один горячий шоколад мне, а второй взял себе после того, как предложил Мэгги. Она подняла свою пустую чашку и отказалась.

Маркус поднял свой напиток.

— Ты должна мне реванш. — Потом улыбнулся и добавил: — Хорошего вечера.

И исчез в толпе.

Мэгги смотрела на меня, сложив руки за спиной.

— Ты же не собираешься говорить мне, что надо было позволить ему выиграть? — спросила я.

Она поморщила нос.

— Нет. Это было здорово.

— Тогда ты собираешься снова завести свою песню «боже–вы–такая–милая–пара»?

Она покачала головой, и мы двинулись вперёд.

— Нет. Сдаюсь.

— Хорошо.

Я сделала глоток из своей чашки. Шоколад был горячий.

— Однако вы вдвоём отлично смотрелись, пока гоняли тот маленький шарик.

— Мэгс, — сказала я. — Тебе лучше свести Рому с Эдди — с настоящим Эдди.

Она засмеялась.

— Не думаю. Хватит мне проблем с Ромой и манекеном Эдди.

Мы походили ещё, в основном, глядя на людей. Очередь в лабиринт была такой же длинной, и Мэгги больше о нём не заговаривала.

— Может, пойдём? — спросила она спустя полчаса.

— Да, — согласилась я. — У меня уже пальцы онемели.

Мы вернулись к машине, и Мэгги повезла меня вверх по холму.

Датчик движения зажёг свет, когда я подходила к дому. Я увидела Геркулеса, который сидел на скамье на веранде и наблюдал за мной через окно.

Он подождал, пока я сниму ботинки и перчатки и схвачу его, целуя в том месте, где белый мех его носика встречается с чёрным на лбу.

— Так хорошо возвращаться к вам домой, — сказала я. Геркулес начал вырываться, и я опустила его на пол. — Ладно, ладно. Никаких нежностей.

Он метнул в меня недовольный взгляд и потёр лапой мордочку.

— Ну как, все поцелуи смыл? — поддразнила я.

Я открыла дверь и убрала куртку и остальные свои вещи. Оуэна в кухне не было. Прижав к губам палец, я медленно направилась в гостиную. Геркулес бесшумно крался рядом. Я оставила включенной лампу на столике у окна. В надежде застукать Оуэна спящим на пуфике, я выглянула из–за двери. Неудача.

Он приветственно мяукнул с пола рядом со стулом. Геркулес обошёл меня, издавая какое–то бормотание. Я подошла к Оуэну, села на пуфик и взяла его на колени.

— Я знаю, что ты замышляешь, — сказала я, поглаживая мягкую шёрстку этого воплощения невинности. — Я тебя поймаю, — продолжила я строго, — и тогда неделю не будет никаких угощений.

В ответ он положил лапу мне на плечо и лизнул в щёку, затем спрыгнул и ушёл. Такой вот кошачий от ворот поворот. Я встала и пошла в кухню. Кусок тоста с арахисовым маслом превращает страшно независимых Геркулеса и Оуэна в мягкий воск.

Телефон зазвонил минут через пятнадцать после того, как я проснулась. От ранних и поздних звонков я всегда дергаюсь.

Ребекка.

— Доброе утро, Кэтлин. Надеюсь, я не слишком рано звоню — увидела у тебя свет.

— Нет, не рано, — ответила я, обрадованная тем, что это всего лишь Ребекка, и, судя по голосу, с ней всё в порядке.

— Замечательно, — с улыбкой в голосе сказала она. — Мы с Эвереттом надеялись, что ты позавтракаешь с нами, если у тебя нет других планов.

Я огляделась. Геркулес спал на солнышке у двери, голова Оуэна скрыта под кроватью.

— Нет никаких планов. Когда мне приходить?

— Может, прямо сейчас?

— Я только оденусь и обойду кругом.

На заднем дворе Ребекки было слишком много снега.

— Иди к Юстасонам, — посоветовала Ребекка. — Их мальчики расчистили дорожку между нашими улицами.

— Ладно, скоро увидимся.

Я повесила трубку, окинула взглядом линялый голубой свитер и решила, что нужно переодеться во что–то более презентабельное — хотя для Ребекки или Эверетта это не имело значения. Я вытащила с ближайшей полки свою любимую водолазку. Геркулес поднял голову.

— Я иду к Ребекке.

Он снова лёг на лапы. При упоминании Ребекки из–под кровати вылез Оуэн и встал передо мной, мяукая.

— Нет, — сказала я, приглаживая волосы. — Ты останешься здесь.

Ещё один громкий мяв. Я сердито посмотрела на Оуэна. Геркулес приоткрыл один глаз. Оуэн проводил меня до лестницы. Он подошёл прямо к шкафу, где висела моя сумка, и уставился на дверцу, будто мог взглядом заставить её открыться.

— Прекрати, — сказала я, — ты всё равно не пойдешь.

Он не появлялся в кухне, пока я не оделась и не взяла ключи. Тут он медленно вошёл, опустив хвост. Оуэн хорошо умеет давить на совесть.

— Слушай, — я чувствовала себя глупо, сидя на корточках и уговаривая печального кота, — я знаю, что ты скучаешь по Ребекке, но ты не можешь пойти. Как я объясню твое появление? Я приглашу её к нам, обещаю. — Он отвернулся, когда я попыталась его приласкать. — И я скажу ей, что ты соскучился.

Он неохотно повернулся и позволил почесать макушку.

— Мне пора идти, — сказала я, поднимаясь. — Скоро вернусь.

Я заперла дверь, натянула варежки и вышла на улицу. Похоже, я рехнулась от того, что слишком долго живу одна. Потом вспомнила пустой дом Агаты, и то, что у меня есть Геркулес и Оуэн уже не казалось так уж плохо. Есть вещи и похуже, чем быть чокнутой кошатницей.

Я дошла до дома Юстасонов. Дорожка шириной в одну снеговую лопату за минуту довела до дома Ребекки. Эверетт впустил меня через заднюю дверь. Странно было видеть его в сером свитере и джинсах.

— Привет, Кэтлин. Входи, — сказал он.

Ребекка что–то разглядывала в духовке.

— Надеюсь, ты голодна, — улыбнулась она.

— Для твоей стряпни — всегда, — ответила я.

Эверетт взял у меня куртку и выпроводил из кухни в столовую. В окна било яркое солнце.