Софи Келли - Ловкость лап

— Не вставайте, — сказала я, но он уже поднялся на ноги.

— Какой же я джентльмен, если не встану и не приму у тебя куртку.

Я выскользнула из куртки и отдала её Гарри. Его сын быстро улыбнулся мне, что не осталось незамеченным отцом. Он кивнул в сторону младшего.

— Ты видела, Кэтлин? Мой сын уже научился смеяться над стариком.

К нам приплёлся Борис, попросил почесать за ухом. Когда я нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги, он боднул головой мою руку — почти так же, как и коты, когда им не хватает внимания.

— Собака избалована, — Гарри протянул руку и потрепал Бориса по голове.

— Хочешь кофе? — предложил мне его отец. — Или ты от него не заснёшь?

— Я, пожалуй, рискну. Спасибо.

— Я принесу, пап, — сказал Гарри–младший, разуваясь.

Старик пригвоздил его взглядом.

— Или нет, — сдался Гарри, подняв обе руки.

— Кекс к кофе, — я протянула завёрнутый в фольгу свёрток.

Гаррисон улыбнулся.

— Я надеялся попробовать вашу стряпню, — он указал на шкаф, — тарелки там. Ножи в верхнем ящике.

Гарри–младший опять натянул ботинки, не завязывая шнурков.

— Я буду снаружи, дорожку почищу.

— Тебе незачем уходить, — сказал старший Гарри, не отрываясь от разливания кофе.

— Всё нормально, отец.

Я отрезала несколько ломтиков кекса и положила их на синее блюдо. Гаррисон налил три чашки кофе. Он поставил их на деревянный поднос, вместе с ложками, салфетками, сливками и сахаром. Я добавила тарелку с кексом.

— Ты не поставишь его вон на тот столик, Кэтлин? — он указал на низенький деревянный сундук у печи.

— Конечно. — Я подхватила поднос, а старик направился к сыну, который так и стоял у двери. Гаррисон похлопал его по плечу.

— Садись и возьми кусок кекса.

Место старика, конечно, было ближайшим к огню. На спинке кушетки лежала бархатная подушка сливового цвета, рядом пара книг, а на полу — газета. Я знала, что он интересуетсяся историей Шотландии и биографиями политиков.

Я села в кресло рядом. Борис подошёл и положил голову у моих ног.

— Сюда, мальчик, — Гаррисон похлопал по своему креслу. — Не мешай Кэтлин.

Пёс поднял голову, спокойно посмотрел на старика, и лёг обратно.

— Упрямый, — покачал головой Гаррисон.

— Интересно, у кого это он научился, — пробормотал его сын.

— Я всё слышу, — сказал Гаррисон и потянулся за кофе.

Младший чуть улыбнулся.

Борис опять поднял голову, подёргал носом. Я взяла себе ломтик кекса, отломила кусочек и протянула собаке. Если двое мужчин и заметили, то ничего не сказали.

Старик добавил в свою чашку сливки и сахар и опустился в кресло. Я потянулась за своей чашкой, а другой рукой погладила Бориса.

Старый Гарри улыбнулся мне.

— У тебя много вопросов насчёт Агаты.

— Простите моё любопытство, — сказала я. — Но я люблю Руби. Я искренне верю, что она не имеет никакого отношения к смерти Агаты.

— В полиции одни идиоты. Ты думаешь, они перестанут копать дальше, раз уже якобы поймали убийцу.

— Ну, да.

— Как бы то ни было, я согласен с тобой относительно Руби. — Он смотрел на огонь сквозь стеклянное окошко в дверце печи. — Ты хочешь знать, из–за чего мы ссорились с Агатой, — продолжил он, не сводя глаз с огня.

— Простите, что вторгаюсь в ваши с ней отношения. Но что бы ни было в том конверте, который так крепко держала Агата, я уверена, что это связано с её смертью.

Старик тихонько вздохнул. Его сын слева от меня не шевельнулся.

— Ты не считаешь смерть Агаты несчастным случаем?

— Да, не считаю, — согласилась я. — Даже если кто–то случайно сбил её и испугался, он сбежал и позволил обвинить Руби. Смерть Агаты, в любом случае, преступление. — Я поставила чашку на поднос и обернулась к старику. — Я видела, что из–за этого старого коричневого конверта с Агатой спорили три совершенно разных человека. А теперь он исчез.

Он на мгновение прикрыл глаза, лицо побледнело.

— Достаточно ли тебе, если я скажу, что содержимое конверта не имело отношения к её смерти?

Я подняла руку.

— Простите, я должна убедиться, — я старалась говорить мягко. — Хотелось бы знать, почему вы так уверены.

Он вздохнул. Борис посмотрел на него, я почесала пса за ушами. Борис поднялся и пошёл к креслу старика. Тот положил руку на густую шерсть на загривке.

— Здесь слишком много секретов, — сказал он, рассеянно поглаживая собаку. — И я виноват, что хранил их. — Он посмотрел на сына. — Ты знаешь, как я любил твою мать. — Это было утверждение, а не вопрос.

Гарри кивнул.

— Я не оправдываюсь, — продолжил старик. Он на минуту умолк и потеребил бороду. — Но может быть, стоило бы?

— Всё в порядке, папа, — мягко сказал Гарри.

Они переглянулись, и между ними словно протянулась нить. На мгновение я ощутила то, что чувствовала, когда Геркулес проходил сквозь дверь или стену. Казалось, энергия в комнате каким–то образом изменилась.

Наконец, старик снова откинулся на спинку кресла и невесело усмехнулся.

— Ты ведь знал, да?

Я молча переводила взгляд с одного на другого. Было ясно, что мне предстоит узнать что–то важное.

— У тебя был с ней роман.

Гаррисон посмотрел на меня.

— Мальчик прав, — сказал он. — Я нарушил свои обеты.

Такого я не ожидала.

— У моей матери было несколько инсультов, из–за которых она в конце концов скончалась в частной лечебнице, — продолжил молодой Гарри, словно отец ничего и не говорил. — Там она провела последние два года. — Он указал на старика. — И за это время он не пропустил ни дня, посещая её. Она не могла разговаривать. Не могла двигаться. — Он опустил взгляд на свою руку, всё ещё сжимающую чашку с кофе, к которому так и не прикоснулся.

Потом его глаза встретились с твёрдым взглядом отца.

— Никто не станет винить тебя за это маленькое утешение.

— Я виню сам себя, — хрипло сказал старик. — Я не имел права так поступать. Как я мог предлагать своё сердце, когда не был свободен?

Его сын поставил на поднос свою чашку и встал.

— Не суди себя так сурово. И я не буду. — Он развернулся и вышел за дверь.

Борис подвинулся чуточку ближе к ногам старика и положил голову на лапы.

— Он хороший человек, — сказал Гаррисон, глядя на дверь, за которой только что скрылся сын.

— Да, хороший.

Несколько минут мы сидели в молчании, но не чувствовали неловкости. Теперь я знала — он собирается рассказать мне всю эту историю. Просто не надо ему мешать.

— Значит, конверт? — наконец сказал он.

Я кивнула.

— Насколько мне известно, в нём было одно — информация о моей дочери.

Теперь все кусочки мозаики сложились.

— У Агаты был ребёнок.

Я вспомнила, как Рома говорила, что Агата уезжала учить на несколько месяцев. Должно быть, тогда.

— Да, — сказал он. — Я очень долго не знал. Она уехала, родила ребёнка и отдала на усыновление.