Сергей Бабернов - Подлунное Княжество [СИ]

— Вот, — Геродот протянул томик, на обложке коего был изображен профиль человека в чудной шапке и с кривой дудкой в губах.

— Про музыканта?

— Нет, это трубкой называется. Приспособление такое — из него Древние дымом дышали…

— Зачем это?

— Толком не понял. Вроде думать помогает.

— Тоже скажешь — дымом дышать, что бы думать помогло!

— Они там что-то вроде дурман-травы сжигали…

— Даже так?! И это, по-твоему, всадник Древних?!

— Но он раскрыл множество преступлений и схватил кучу татей.

— Другое дело, — Ратибору не особо нравился сыскарь с трубкой, но не хотелось обижать гостеприимного Геродота. — Ну, тогда согласен… Может, расскажешь про него?

К удивлению Ратибора, приверженец дурман-травы из древности совершил нимало славных подвигов. Особо запомнились история с собакой, что преследовала боярский род и с человеком, что переодевался под нищего, зарабатывая на жизнь.

Геродот закончил рассказывать, когда небо за слюдяным оконцем сделалось чернильным, и на нём вспыхнули россыпи звёзд.

— Время спать, а мы ни ели! — спохватился мутант.

— Ну, выспался я на неделю вперёд, — усмехнулся Ратибор. — У тебя как с продуктами-то? Не разорю часом?

— Я на днях в город собираюсь. За мясом. Так что не волнуйся.

— Кстати о мясе. Что ты вчера говорил? Я что-то смысла не уловил… Засыпал уже.

— Вот незадача! — расстроился Геродот. — Я на завтрак последнюю банку открыл. Вот глянь! — он протянул всаднику металлический цилиндр. — Здесь оно хранится.

Ратибор аккуратно взял странную вещь, повертел в руках. Чего только не приходит из степи. Откуда, например, взялся этот сверкающий предмет, ещё хранящий аппетитный запах содержимого? Не зря Всевед называет степь необычным местом.

— На банках ещё бумажки бывают, — рассказывал между тем Геродот, — с коровой или с поросёнком. Но Дол их снимает и отдельно продаёт. Сам знаешь — бумага вещь ценная…

Ещё бы секрет изготовления белоснежных листов утерян. Запасы Древних не бесконечны. Тексты режут на дощечках, выводят на бересте или обработанной коже. Если уж и берётся из княжеского хранилища чистый лист, то только для фиксирования значительного события или судьбоносного закона. И используют потом несколько раз. Скажем, рождение княжеского наследника запишут чёрной краской, потом сверху можно будет нанести чернилами из луковой шелухи какой-нибудь закон, скажем о возможности для простолюдина откупиться от призыва в ополчение, а после ещё каким-либо ещё цветом сохранить для потомков славное деяние князя. Разобрать такие документы ни каждому под силу. Потом и был в княжеском дворце целый приказ специально обученных сложному искусству книжников…

— … банки пустые Долу отдаю, — на столе уже появились миски с кашей, — он мне скидку даёт. На всё что приобретаю.

— Зачем ему пустая посуда? — удивился Ратибор.

— Сразу видно, что ты не торговец, — Геродот протянул гостю ложку. — В степи нет ни княжеств, ни империй. Каждый город сам по себе.

— Знаю…

— А знаешь, что лавки во всех близлежащих городах теперь принадлежат Долу и его партнёру Старко?

— Какое мне до этого дело, — пожал плечами Ратибор, быстро работая ложкой. Наедаться надо было про запас — мало ли как встретят степняки.

— Тебе может и никакого, — остатки каши из котелка перекочевали в миску всадника. — Но им уже принадлежат не только лавки, но и пивнушки, и многие ремесленники на них работают, даже рудокопы… Ты ешь, не стесняйся.

— Спасибо… Но при чём тут пустые банки-то?

— Это часть коммерции, как древние говорили. Укрась маленько, обработай. Вот тебе и посуда. Ещё и плавильные мастерские… Всё дешевле, чем руду добывать и обрабатывать.

Ратибор глянул на металлический цилиндр. Надо же ерунда ерундой, а кто-то додумался подзаработать. Действительно ведь, перед самым бунтом торговцы привозили из степи чудные кружки и подозрительно дешёвую руду, которую ругали многие кузнецы в Подлунном.

— А ты откуда столько знаешь? — всадник пристально посмотрел на Геродота. — Уж сам не в доле с торгашами?

— Скажешь тоже, — смутился мутант. — Дол просто поговорить любит особо о том, что в малопонятных книгах прописано. Я ему о книгах конечно не рассказывал. Память, говорю, мол, у меня хорошая, потому все беседы с отцом запомнил. Отец-то у меня книжником был — про то всем известно — вот Дол и верит. Опять же скидку даёт. Его всё больше устройство государств разных интересует, законы тогдашние. Я страницу-другую вызубрю и пересказываю… Дол со Старко себя ещё покажут. Их даже злые люди не трогают.

— Мятежники что ли?

— Их здесь по-разному называют, — уклончиво ответил Геродот. — Пока никого не трогали, их как освободителей встречали. Те, кто на вашей границе жил.

— То-то я и смотрю, — на губах Ратибора появилась жёсткая ухмылка. — После этих освободителей даже пепла не осталось… Особенно от тех. На нашей границе.

— Я-то их никогда освободителями не называл, — поспешил заверить гостя Геродот. — Я и без них свободен. От кого мне освобождаться. Я со всеми в мире живу.

— Даже с теми, кто дом жёг?

— То глупые люди. И я сам не слишком умно поступил. Построился на видном месте. Теперь вот живу — не тужу. Кого хочу мимо пропущу — кого хочу в гости позову. Дол, например не знает, где я обосновался. Потому как я его опасаюсь. А вот тебя, или белого старика, или мохнатых из южных лесов — всегда рад видеть.

— Мохнатых?! — Ратибор аж подскочил на месте. — Волкодлаков?! Оборотней?!

— Никакие они не оборотни, — твердо произнёс Геродот. — Такие же люди как мы с тобой. Я их вождю — Люмпу — то же самое говорю, когда он начинает небылицы о жителях Подлунного рассказывать или о кефрийцах. У всех нас предки общие, вот только почему-то не помним этого и не можем спокойно разговаривать. Как вот мы с тобой сейчас.

Ратибор ничего не ответил. Мозг всадника напряжённо работал. В последнее время его всё чаще и чаще мучили вопросы, которые появились ещё в незапамятные времена. Времена, когда учился в школе всадников, времена, когда Подлунное княжество казалось незыблемой твердыней, времена, когда Закон и Справедливость считались единственной нормой.

Почему же Подлунное рухнуло, стоило лишь Яромиру слегка приоткрыть границы? Почему форма всадника — вершителя правосудия — вызывает у жителей покорённых провинций лишь полные бессильной злобы взгляды? Разве плохо жилось им под рукой наследников Воедела? Почему в сохранившихся приграничных весях при его появлении прятали детей и закрывали ставни?

Другой вопрос: представление о других народах. Раньше всё было ясно, красоградцы — единственные потомки Древних. Народы, покорённые ими со времён Воедела — счастливцы, волею судьбы и Калаша оказавшиеся на верном пути. Однако пришлось по службе побывать на Бурзуме — не такие уж там и дикари живут. Даже в Кефри (там, правда, много увидеть не удалось — амазонки запретили вооружённым всадникам покидать портовый квартал) не всё так ужасно, как рассказывали жрецы. И мужчины не выглядят забитыми… Мутанты… Ратибору стало не по себе, когда он представил Геродота на поле сорвиголовы. Как его огромная, полная книжной премудрости голова влетает в кольцо под восторженный крик толпы. Он даже готов был поверить, что покрытые шерстью зеленоглазые волкодлаки, могут вот так же сидеть на его месте и о чём-то рассуждать. Кстати и драку, стоившую жизни Малху и Крону, затеяли, если уж быть до конца честным вовсе не зверолюди.