Hioshidzuka - Вернуться в сказку

Монтаганем ожидаемо молчит. Конечно, она всегда чувствует себя виноватой, когда происходит что-то такое. Кажется, умер человек, который был наставником или кем-то таким маленького Феликса. И этот человек должен был быть как-то связан с Мирой Андреас — не зря она одела чёрное. К тому же, Леонризес была уверена, Андреас выплакала ночью все глаза, пусть и старалась на экзамене и после него держать лицо. Что же… Пожалуй, за это её даже можно было уважать.

— Что случилось-то? — непонимающе хмурится Вейча. — У тебя такое лицо, будто кто-то помер!

Леонризес даже останавливается на минуту — надо же быть таким идиотом, чтобы спросить такое! Впрочем, кто бы сомневался, что он такое спросит… Разве мог он да не спросить? Возможно, он никогда и не понимал всю серьёзность ситуации… Леонризес никогда и не интересовалась — как он жил, кем были его родители, были ли у него родители, вообще… Это её никогда не касалось. И она не спрашивала. Зачем спрашивать то, что не имеет к тебе прямого отношения?

Эниф даёт Эйбису подзатыльник. На этот раз — не лёгкий, как в тот момент, когда он возмущался тем, что Монтаганем обрабатывала его царапины, а, пожалуй, со всей силы, отчего Вейча ойкает. Парень переводит удивлённый взгляд с усталого Феликса на рыжую «девятку пик». Та смотрит на него строго. Уж она то понимает — думается Леонризес. Если у Миры и Феликса умер кто-то близкий, кому как не Эниф Монтаганем понимать их чувства? Кажется, года три назад она потеряла мать, которая умерла при очередных родах… Она хорошо понимает, что значит — потерять близкого человека.

— У Миры мать умерла вчера! — шепчет Монтаганем громко, подтверждая мысли княжны о том, что умер, всё-таки, один человек, который был дорог и Андреас, и Эсканору. — Похоронное письмо приходило! Она потом всю ночь проревела у нас! Если бы ты не дрых, а занимался подготовкой к экзамену, как все нормальные люди, ты бы это знал!

Феликс кивает, словно говоря — «да, всё именно так», и Леонризес думает, что задержится на лестнице ещё пару минут. В конце концов, мадам Кайтруан, наверное, правильно напоминала им о том, что они являются командой, какими бы разными они не были. Они отвечали друг за друга. Да, они не обязаны были быть друзьями, но… Наверное, иногда нужно было быть хоть чуточку внимательнее к тем, кто окружал тебя все эти годы. Необязательно было быть такой же, какой была Эниф. Достаточно было простого внимания и небезразличия… Отец всегда говорил Леонризес, что она — добрая. Наверное, из всех личных качеств, которыми княжна обладала, доброй она была менее всего. Быть может, это было и хорошо — наблюдая за вечно взволнованной и переживающей за всех Эниф, Леонризес думала, что такой быть слишком трудно. Трудно быть постоянно суетящейся и переживающей, трудно не брезговать, очищая глубокие порезы Эйбиса от грязи, трудно приносить каждый раз горячий чай с малиновым вареньем больному Феликсу, трудно заступаться за всех в ситуации, когда никто не может или не хочет ничего говорить…

Леонризес иногда трудно было просто смотреть на это вечно улыбающееся за пределами его собственной комнаты лицо Вейча. Он улыбался, когда его кто-то бил, когда его ругали учителя, когда его лишали сладкого или заставляли писать глупые строчки в качестве наказания, когда Эниф или кто-то другой давали ему подзатыльники и затрещины, когда она, Леонризес, качала головой и делала ему очередное замечание, когда у него что-то болело, даже в прошлом году, когда Эйбис слёг с высокой температурой и страшной болью в горле — он улыбался…

Пожалуй, княжна бы подумала, что он улыбается постоянно, что он просто не может воспринимать жизнь серьёзно, как воспринимают её другие, но… Один раз, проходя ночью на кухню за стаканом воды, она случайно увидела, как за плохо закрытой дверью на кухню, лёжа на сундуке, тихо ревел Вейча, как плечи его постоянно дрожали, как Эниф плакала вместе с ним, как она гладила его по голове и что-то шептала — что именно Леонризес не расслышала… На кухню, разумеется, княжна тогда заходить не стала. Не нужно, чтобы кто-то знал о том, что она видела, как эти двое ревели ночью из-за какого-то пустяка…

Двое идиотов… И она не лучше.

— Да что я — виноват, что ли, что умнее тебя и могу справиться с экзаменом без часов зубрёжки?! — огрызается ей в ответ. — Эй! Как умерла? Почему? Зачем она умерла в ночь перед экзаменом?

Эниф отвешивает Вейча ещё один подзатыльник. И Леонризес думает, что в этот раз Эйбиса ударили сразу по двум причинам. Всё-таки, было даже весело от того, что этот парень не умел держать язык за зубами…

— Люди не выбирают, когда им умирать, идиот! — шипит девушка раздражённо. — Она же не повесилась или не застрелилась, она от болезни умерла, дурень! И, знаешь ли, успеваемость у тебя похуже моей будет!

Когда Вейча пытается что-то сказать, судя по его выражению лица — отшутиться, ему прилетает ещё один подзатыльник от Монтаганем. Чуть менее сильный, чем предыдущие два. Кажется. Во всяком случае, парень не ойкает, как только рука Эниф опускается на его затылок.

Леонризес думается, что она даже завидует вот таким отношениям этих двоих — таким простым и понятным. Почти весёлым. Искренним. Они часто шутили, смеялись вместе… Как оказалось — плакали тоже вместе. Леонризес никогда не понимала их обоих… Но завидовала… Отец всегда говорил ей, что прежде чем завидовать, нужно понять. Иначе, ты сам накличешь на себя беду. Но тут она завидовала этой лёгкости, этой простоте… Ей всегда думалось, что между Эниф и Эйбисом отношения совсем иные, нежели между Мирой и Феликсом… Во всяком случае потому, что Монтаганем человек куда более хороший и добрый, нежели Андреас. Последнюю можно было в чём-то сравнить с самой княжной — умная, ответственная, но холодная почти до жестокости.

— Эй! — возмущается парень. — А теперь-то за что?!

Княжна переводит взгляд на Эсканора. Тот даже немного улыбается, а к щекам его прихлынуло хоть немного краски. Совсем бледным он выглядит даже страшно… Мицар, кажется, разделяет её мнение. Во всяком случае, он перестал прятаться за неё и стал держаться чуть вольнее.

— Я тебя достаточно хорошо знаю — снова какую-нибудь дурацкую шутку придумал! — чуть повышает голос Эниф. — Сейчас не время для этого!

Вейча строит обиженное выражение лица, но скоро снова расплывается в улыбке. Идиот. Пожалуй, Леонризес сколько угодно могла его так называть. И даже не только про себя. Эйбис никогда не отличался обидчивостью. Он совершенно спокойно реагировал на всяческие обвинения в свой адрес. Только отшучивался. Хотя, возможно, и не так спокойно, как думалось Леонризес до того дня, когда она обнаружила его плачущим. Всё равно. Раз он не обижался при всех, значит, он был достаточно силён, чтобы не показывать при всех своих эмоций.