Hioshidzuka - Вернуться в сказку

Всё всегда зависит от того, кто именно любит. Не каждый человек умеет любить, не принося боль всем, кто его окружает. Не каждый человек может любить естественно, просто, дыша полной грудью… Константин вот не умеет. И многие не умеют на самом деле. Очень многие… Любовь всегда очень разная. Не каждый сумеет сделать из этого чувства что-то нормальное, не каждый сможет отказаться от предмета своей любви тогда, когда будет лучше отпустить… Не каждый сумеет отказаться от любимого человека, отдав его, возможно, другому — потому что так будет лучше, что так будет… безопаснее… И никогда нельзя осуждать… Если философия бубнов и была в чём-то права, так это в том, что никто не имеет права судить человека… У каждого поступка есть своя причина. И кому как не Константину это понимать? Только вот когда-нибудь он присвоит себе право судьи. Тогда, когда до конца продумает свой план мести… Тогда он возьмёт на себя ответственность за последствия своего суда. Пожалуй, именно поэтому он никогда больше не должен позволять себе любить кого-то. Кто бы это ни был. Потому что никто не знает, к каким пагубным последствиям для того человека всё это может привести…

— Любовь — слишком сильное чувство, Мира, — качает головой трефовый туз. — И оно будет столь же светлым или столь же тёмным, как и душа человека, в котором оно зародилось. Никто не знает, что у него в душе, пока это не вырвется наружу — или вовнутрь — и не сожрёт, вероятно, всё на своём пути. Оно сожрёт или испепелит твою душу, если в ней будет достаточно гнева, боли или слишком много счастья. Вот потому я и считаю, что любовь — самое отвратительное из всех человеческих чувств, которые только существуют.

Константину почти хочется усмехнуться — давно же он не говорил так много с кем-то… Нет, ему приходилось отвечать учителям, но это было совершенно не то. Но он уже давно не говорил с кем-то по душам… В последний раз это был лет шесть назад… Да, именно шесть лет назад — тогда, с Мирандой, после смерти Эдуарда…

Миранда уже не танцует и не поёт — теперь запел её брат Дамиан. А сама девушка теперь будет отдыхать… Если Константин когда-нибудь её увидит снова, попросит спеть какую-нибудь песню о зиме именно для него. Пожалуй, ему это очень, очень сильно нужно. Он бы хотел услышать её голос, послушать ту песню — он прекрасно знает, что за песня это будет… Миранда ему споёт именно то, что поют женщины по ночам своим детям в тех краях, где родился Константин…

— А ненависть? — спрашивает девушка, очень серьёзно смотря на собеседника. — Её ты не считаешь самым отвратительным из человеческих чувств?

Райн поднимает глаза к небу. Какое оно, всё-таки, красивое — высокое, чистое… Забавно — он так редко обращал своё внимание на это красоту, но когда обращал, никогда не мог оторваться… Он вряд ли когда-нибудь попадёт туда — на это высокое, безграничное, прекрасное небо… Туда попал после своей смерти Эдуард, должно быть, туда попала мама Миры, туда попадёт после своей смерти — ведь когда-нибудь, быть может, лет через шестьдесят-семьдесят это случится — и сама Мира Андреас… А Константин Райн не попадёт туда никогда… Он никогда не попадёт на небо. Своими поступками он скоро разгневает богов окончательно — если, конечно, не успел разгневать их до этого своими мыслями… Ему нравится это небо — такое высокое, чистое, синее-синее… Он бы смотрел на него бесконечно…

Этому бескрайнему, бесконечному, чудесному небу совершенно всё равно, какие проблемы внизу, у людей… Должно быть — там сейчас живут все те хорошие люди, которые когда-либо умерли… Стало быть — там сейчас живёт и Эдуард Райн. Быть может — он сейчас смотрит на своего непутёвого младшего братишку сверху и грустно-грустно улыбается. Качает головой, смотрит невесело, тянет к нему свои бледные тонкие руки… Самому Константину никогда не попасть на небо. Впрочем, ему так казалось даже в далёком детстве… Какое-то странное ощущение потерянного дома преследовала его даже тогда. Младшему из братьев Райнов никогда не вернуться на небо.

— Ненависть? — переспрашивает Константин, говорит он почти шёпотом, с каким-то придыханием, словно пробуя данное слово на вкус. — Ненависть — та же любовь. В извращённой форме.

Он медленно встаёт со скамейки и снова не спеша подходит к чугунной решётке моста. За ней — синяя-синяя, как никогда не бывает на далёком севере или на далёком юге, речка. Поистине несправедлива природа — лишать людей, что лишены удобных для жизни условий, ещё и красоты… Впрочем, жизнь в общем — не слишком любит справедливость. Так чего же возмущаться из-за одной-единственной речки? Подумаешь — речка… Есть вещи куда более несправедливые. Константин тяжело вздыхает — снова вспоминается день смерти Эдди… Впрочем, Райн никогда не мог забыть его. Этот день. День, когда его счастливая жизнь окончательно закончилась. За что небеса так карали его? И ладно его — за что они покарали вместе с ним и Эдуарда? Тот, уж точно, не был в чём-либо виноват. Константин не знает и не помнит тот проступок, за который его могли наказать — но он прекрасно знает, что этот проступок где-то имел место. В какой-то из прошлых жизней. Ведь они же были… Наверняка — были!

— Человек не может не любить! — выдыхает Мира. — Я не верю, что в мире есть хотя бы один человек, который бы…

Да, пожалуй… Любить кого-то — в человеческой природе. Любить — чаще всего того, кто этого меньше всего заслуживает, реже — того, кто заслуживает куда большего, куда более хорошего, светлого… Человек всегда стремится выбрать хоть кого-нибудь предметом своей любви. Кому-то везёт — есть хорошие родители, братья или сёстры, у Константина Райна всё было именно так, кому-то везёт не слишком — и этот человек плюёт на всех остальных и начинает любить только самого себя, кому-то совсем не везёт — и этот человек пускается на поиски того, кто мог бы его полюбить, влюбляется в самого недостойного, набивает шишек и, в лучшем случае, ненавидит потом…

В худшем же случае — любит всю оставшуюся жизнь.

Танатос… Легендарная личность, пожалуй… «Человек без сердца», «Человек без души», «Отступник», «Демон», «Грешник»… Сколько у него было прозвищ? И не сосчитаешь… И все одно другого краше. Танатос… Легендарная личность! Константин бы уважал кого-то такого, если бы в реальной жизни были такие люди. Или Драхомира — «Ренегата», «Предателя», легендарного «Ублюдка» по всем статьям… Так вот, на счёт Танатоса — говорили, что он никогда и никого не любил. Райн тихонько фыркает от смеха — быть может, Мира как раз из тех, кто разделял его точку зрения на счёт этого странного человека из древних сказочек.

Впрочем, плевать…

— Ты же любишь легенды! — усмехается Константин, опираясь на решётку локтями. — Вроде считается, что Танатос никого не любил…