Hioshidzuka - Вернуться в сказку

Всё же, неплохой идеей было оставить Танатоса и Асбьёрна одних на Сваарде. И этим двоим весело, и у отца достаточно хлопот, чтобы он чувствовал себя счастливым, вылавливая незаконно проникнувших на его уровень, и рекомендательное письмо у Бьёрна и Тана имеется на случай, если они слишком медлительны, чтобы убежать от Киндеирна, и Лори под рукой, если письмо будет обнаружено уже при осмотре практически трупов, и у Йохана деньги никто отбирать не будет, и Драхомиру с Деифилией никто не будет мешать. К тому же, Сваард был весьма красив, если не быть предубеждённым против степей, пустынь и каменных огромных крепостей. Да и разгуляться там было где… Единственное — там было многовато заброшенных шахт, где Бьёрн и Тан вполне могли сгинуть. Но Драхомир всё же надеялся на благоприятный исход дела.

Порой оказаться в месте, где ничего не происходит — самый ценный дар. Во всяком случае, все так говорили. Все стремились к тому, чтобы вокруг была эта тишина, но… Драхомир бы точно не смог жить в таком безмолвии. Он бы с ума давно сошёл! В абсолютной тишине ему бы постоянно что-нибудь чудилось. Мир не был своим отцом. Пусть и пытался — в далёкие детские годы — стать таким же солнцем, каким был Киндеирн для всего Интариофа. Но он не был своим отцом. Он не имел столько обаяния, заставлявшего людей подчиняться ему, даже тогда, когда они не имели никакой веры в тебя… Он не имел столько выдержки, позволявшей оставаться спокойным почти во всех необычных ситуациях. Драхомир был совершенно другим… Беспокойным, легкомысленным, подвижным, насмешливым… Мир был просто не способен оставаться долго на одном месте.

— Ты знаешь, что тут недалеко есть озеро? — говорит он первое, что приходит в голову.

Откуда ей знать? Деифилия впервые на Эннуи. Да и в Интариофе тоже впервые. Здесь она не знает ни озёр, ни гор — ровным счётом ничего. И она вовсе не Танатос, который умел находить всё интересное в первый же момент после своего прибытия. И не всезнающий — непонятно откуда — Йохан. Драхомир немного сердится на себя за свой глупый вопрос, но на душе у него так хорошо, так спокойно и радостно, что все ошибки разом перестают иметь своё влияние на него.

Он хватает её за руку и почти тащит к этому самому озеру, о котором только что говорил. Пожалуй, в будущем он обязательно выяснит у Лори, как этот водоём называется. Нужно будет запомнить это название. Озеро не слишком глубокое — всего метров пять или шесть в глубину. И совершенно прозрачное. Возможно увидеть каждый камень на его дне… Каждый из этих полупрозрачных светлых камушков, которыми здесь были выложены дороги.

На самом деле это озеро можно назвать прелестным. Во всяком случае, Деифилия говорит именно это — как когда-то давно говорила и маленькая восьмилетняя Якобина, с которой шестнадцатилетнему Миру приходилось возиться. Якобина была весьма непоседливой и крайне самостоятельной. Но вовсе не такой вредной, как Лори. Впрочем, у Драхомира было полным-полно сестёр, которые не были вредными — Роксана, Агата, Паулина… А без Лори было бы крайне скучно.

На дне озера блестит какая-то причудливая раковина. Тут, впрочем, достаточно много ракушек — кажется, покойный муж императрицы любил что-то такое. И Дея, кажется, тоже любит. Он не раз замечал, с каким вниманием она слушала рассказы остальных ребят из Сонма о море. Ей хотелось чего-то такого… К сожалению, в тех местах, откуда Деифилия была родом, были только реки. Ну и болота. Даже обычные озёра встречались редко — что уж говорить о море? Дея подходит почти вплотную к воде и опускается на колени, чтобы было проще разглядывать то, что находится в озере.

Деифилия с таким любопытством — почти детским — смотрит на ту ракушку, что Драхомир не может придумать ничего лучше, как скинуть с себя куртку и нырнуть за этой безделицей в озеро. Должно быть, Дея приглушённо охает и резко поднимается на ноги — она всегда делает так, когда случается что-нибудь, что ей не слишком-то приятно. Во всяком случае, когда Мир поднимается — уже с ракушкой в руке — на поверхность, она уже стоит на ногах и сердито на него смотрит. Впрочем, можно ли было ожидать чего-то другого? Деифилия никогда не любила, когда кто-то рядом с ней творил глупости.

А он вылезает из воды и набрасывает на себя куртку. Да, пожалуй, это немного глупо — куртка тоже промокнет, но… Едва ли на отцовском Сваарде было теплее. А он никогда не заболевал и там, даже тогда, когда Лори или Линтамер заставляли его что-нибудь делать в ливень.

Драхомир не придумывает ничего лучше, чем схватить Деифилию за руку и оттащить подальше от этого озера. Пожалуй, у него всегда было плохо с фантазией, что там не говорил отец. Но на Эннуи, кажется, купаться запрещено. Ну… Не то что бы — действительно запрещено. Просто, как кажется Миру, больше таких наглецов, как он, едва ли можно найти. Даже Танатос не полез бы в воду просто из-за ракушки. Ох… Киндеирн обязательно назвал бы сына балбесом, если бы узнал об этом происшествии (а он обязательно узнает, хотя бы потому, что на Эннуи ничего не оставалось незамеченным).

Они с Деей останавливаются около одного из деревьев вишни. И Драхомир плюхается на землю рядом с деревом. Прямо на этот белоснежный ковёр лепестков. Он ложится прямо на землю и смеётся. Всё же, пожалуй, это было забавно — искупаться в озере прямо в саду императрицы только для того, чтобы достать какую-то ракушку. Отец обязательно расхохотался, если бы узнал о таком проступке. А уж Асбьёрн или Танатос точно подняли бы его на смех.

— Ты дурак, Драхомир… — вздыхает Деифилия и ложится рядом. — С чего ты такой дурак? Почему ты такой глупый?

Она вертит в руках ракушку и улыбается. Ту самую, которую вытащил для неё из озера Мир — сияющую, отливающую голубым и сиреневым. Эта вещица понравилась ей ещё тогда, когда была в озере, а сейчас, когда можно было потрогать её своими руками… А потом осторожно кладёт её в карман собственной вязаной кофты. И лежит совсем рядом. И смотрит немного иначе — более тепло, что ли… Она редко смотрела на Драхомира так. Впрочем, пожалуй, у неё всегда было слишком много работы, чтобы смотреть на кого-нибудь — даже на собственного брата.

— Отец всегда говорил мне, что из меня ничего не выйдет! А ещё — что я сдохну в какой-нибудь канаве из-за того, что совершу очередную глупость! — смеётся Мир. — Я всегда любил его за то, что он в меня верит!

Деифилия отвешивает ему лёгкий подзатыльник и смеётся. Обнимает его крепко-крепко, касается своими пальцами его волос… Драхомир едва сдерживает удивлённый возглас, когда это происходит. Он редко видел, чтобы она смеялась — чаще всего она была совсем иной, серьёзной, безупречной, но… Никогда она не была ещё так прекрасна, как сейчас — весёлая, с растрёпанными тёмными волосами… Мир улыбается и думает, что ради такого момента можно было сотворить всё, что угодно. Не только провести Дею на уровень Эннуи и достать какую-то там ракушку со дна озера. И страшно даже подумать о том, что это может когда-нибудь закончиться.