Ольга Быкова - Драконьи тропы [СИ]

Она, не помня себя, не чувствуя под собой ног, кинулась к лошадям, вскочила на свою гнедую и помчалась к порталу. Туда, туда, в Драконовы горы — может быть поздно.

От Камышанских холмов через портал к Горелкам, от Горелок — к Лестрининому двору, оттуда — к Восточному входу. За считанные мгновения Лиска промчалась по пустоши, снова портал, и она на Поляне. Она спрыгнула с лошади, обежала всю поляну и остановилась посередине. Он был здесь, она чувствовала, точно. Но куда теперь? Где его искать? В отчаянии она нырнула в первый попавшийся портал, вышла у подножия Уйруна, осмотрелась. Нет, не здесь. Вернулась. Вошла в другой портал, оказалась на перевале за Кареглазой. Никого. И некого спросить… Снова вернулась. Попыталась собраться с мыслями, понять, сообразить, зачем он сюда мог вернуться. Ведь она могла, наверное, догадаться. И не догадалась, не поняла. От отчаяния совершенно потеряв голову, она начала просто обыскивать все порталы подряд. Она с ужасом осознавала, что упускает драгоценное время, и от этого становилось еще хуже…

А время летело с невероятной быстротой и при этом, казалось, совершенно остановилось. Прометавшись по горам невесть сколько времени, совершенно обессиленная, она вышла к дому и увидела стоящих у порога Канингема и Илесту. Она кинулась к ним.

— Что? Что случилось?

— Бой пока прекратился. Хонхор выслал парламентера. Дариан у него. В плену. Дариан перервал поток между горами и Лешачьей балкой, он за этим и возвращался сюда. Отсюда через долину он вдоль потока добрался, видимо до самой балки, а тот успел схватить его.

— Но ведь он может сделать что-нибудь. Ведь он же сильный маг, не слабее Чернопольца.

— Он спит, Лисса, и пока тот удерживает его в этом состоянии, он ничего не может сделать.

— И что же теперь? — еле выговорила она.

— Хонхор сказал, что убьет его, если мы только тронемся с места. Ради Дариана ковражинский воевода, командующий изнорским войском, остановил пока наступление. Но только на четыре часа. Два из них уже прошло.

Лиска воскликнула в отчаянии:

— Неужели же нельзя ничего сделать?!

Канингем поднял голову и посмотрел на нее в упор. Темные глаза его были сейчас совершенно черными.

Ни слова не говоря больше, она повернулась и побрела прочь.

Под ногами из-под снега проступала ледяная вода. Вокруг поднимался холодный туман, сквозь который проглядывали силуэты деревьев, камни, скалы. Она шла и шла, не думая совершенно ни о чем, не чувствуя даже усталости. Дорога в талом снегу вела ее между склонов, заросших иззябшимся за зиму кустарником. Кустарник сменился невысоким подлеском. Черные от сырости ветки сплелись с туманом в густую паутину. Деревья стояли в неподвижном воздухе, не шелохнувшись. Всюду царила тишина. Дорога пошла понемногу в гору. Подлесок сменился деревьями повыше. Потом начался ельник. Она брела между высокими старыми елями, строгими и печальными и казавшимися еще темнее, чем даже были на самом деле, от покрывающего их плотного мокрого снега. Ни один птичий голос не осмеливался потревожить бесприютную холодную сырость оцепенившую старый лес. Пошел снег. Крупные хлопья медленно и мерно ложились на сырые просевшие сугробы, на деревья, на Лискины плечи.

Она вышла на широкую поляну, отгороженную от мира плотной угрюмой стеной елей, заснеженных, суровых, воплощающих собою само молчание.

Она подошла к широкой каменной плите, занимающей большую часть поляны, взобралась на нее и подошла к круглому озерцу, с краев до середины затянутому тонким льдом.

По-прежнему, не думая ни очем, она разулась, бросила на снег куртку, начала расстегивать рубашку. Но расстегнула только две пуговицы и безвольно уронила руки, потом вошла в озеро и медленно легла на ледяную темную воду.

Редкими крупными хлопьями падал снег с серого неба. И было только это серое небо. А вокруг были горы.

Она вспомнила вдруг Астиану, когда они, разувшись, брели вдоль самой кромки берега моря, а у Лиски в душе все звучала и звучала та дивная песня. И соленые пенные гребешки набегали на ее босые ноги, а рядом молча шел Дариан, думая о чем-то своем. Он был рядом тогда, Дариан…

Чего бы она только не отдала, чтобы быть сейчас с ним!

— А что бы ты отдала, чтобы быть сейчас с ним? — вздохнуло над ней пространство.

— Все, — без тени сомнений ответила она.

— Все? — удивился кто-то в ответ, — и даже жизнь?

— Да. И жизнь.

Она смотрела на летящий с серого неба снег. Кто-то очень большой совсем рядом тихо вздохнул, или это только показалось…

— И жизнь? — казалось, весь мир сливается с эти безликим серым небом и оглушающей тишиной, — Хм…

И она исчезла.

И осталось только пустое бесцветное небо и горы вокруг.

— Лисса, Лисса, — звал ее самый нужный на свете голос.

Она открыла глаза и увидела над собой его лицо, и почувствовала на плече его горячую руку.

— Ты?

Последнее, что она слышала, был ворчливый голос Илесты:

— Да не стой же ты как пень, Канингем. Сейчас замерзнут оба к чертовой матери. Шевелись давай.

Она, проснувшись, увидела над собой светлого дерева потолок с резными балками и сразу узнала комнату. На втором этаже, прямо над кухней, самая теплая в доме. Рядом сидел Хорстен.

Она рывком поднялась и села, с тревогой глядя на него, не смея спросить.

— Да жив он, жив. Только что вышел, весь вечер и ночь сидел около тебя, насилу прогнали поспать.

Она перевела дух. Вздохнула. Снова вздохнула и, наконец, смогла заговорить.

— А как же это случилось? Кто его вытащил? Кто смог это сделать?

— Ну кто-кто? И ты тоже. А еще… сама догадайся.

Она подумала, вспомнила и еще подумала и широко распахнула глаза:

— Син-Хорайн?! Да?

— Да, — Хорстен помолчал немного. — Не просто так, конечно. Он заплатил за это жизнью.

— Как? — у Лиски упало сердце. — Он умер? — почти шепотом спросила она.

— Ну, — дед насмешливо фыркнул. — Я же сказал «жизнью», а не «смертью». Слушай как следует, — и проворчал еще: — это вам, молодым, жизнь — один только праздник. Он обещал горам за это, что будет жить еще тысячу лет.

— О!..

— Ладно, с тобой все в порядке. Пойду вниз. И ты спускайся, как проголодаешься. Там тебя Наира дожидается.

Дед вышел. Лиска, путаясь в рукавах, наскоро оделась. Наира, наверное, расстаралась: на стуле рядом с кроватью кроме надетой уже рубашки лежала любимая юбка и праздничный шелковый пояс, и даже зеленая атласная лента в волосы.

Она выскочила в коридор, сбежала по лестнице и первым делом, конечно же, прокралась в его комнату. Тихо-тихо, стараясь не разбудить, не дыша, опустилась на колени рядом с его изголовьем и, замирая от невозможной, несбыточной радости, любовалась, пока не услышала, как за спиной тихо скрипнула дверь. Она оглянулась.