Джессика Клусс - Мрачно темнеющий свет

Я уже собиралась лечь, когда мой взгляд привлекла темная фигура, выходящая из дома. Кто-то шел по дорожке. Человек развернулся, оглядываясь на окна, и у меня свело живот: я узнала Рука. Его волосы были убраны под шапку; ссутулив плечи и засунув руки в карманы пальто, он выскользнул за калитку.

Куда, черт побери, он направился в такой час?

Ругаясь, я схватила Кашку, накинула плащ и открыла окно. Мгновением позже я оказалась на земле. Куда бы Рук ни направился, он не пойдет туда один.

Рук вышел из города и направился в ничейные земли, где стояли бараки, построенные из фанеры и жестяных банок. Тут и там горели костры, вокруг которых сидели семьи: дети и взрослые. Худые блохастые собаки жалобно брехали.

Я могла бы догнать Рука и спросить, куда он идет, но чувствовала, что он ответит ложью. Никто не выскальзывает из дома в ночной тиши по каким-то совершенно безобидным делам. Когда я жила у Агриппы, каждый момент, который я могла урвать, я использовала, чтобы встретиться к Микельмасом. Что бы Рук ни задумал, я хотела знать правду.

Рук шел медленно, поглядывая по сторонам, пока внезапно не остановился. Запрокинув голову, он стал разглядывать небо. Затем бегом нырнул в узкий переулок. Это произошло так быстро, что я была застигнута врасплох.

И тут я услышала крики.

Ругаясь вполголоса, я углубилась в лабиринт самодельных домов. Меня чуть не вырвало от запаха грязи и нечистот; чтобы не испачкать юбки, я подняла их так высоко, насколько осмелилась.

Наконец я подошла к перекрестку, достаточно широкому, чтобы несколько людей могли пройти разом. Передо мной двое мужчин сцепились в драке, один из них прижимал к груди хлеб, другой пытался вырвать булку. Атакующий был сильнее, он толкнул бедолагу, и хлеб упал в грязь.

Я приготовилась пройти, но тут…

Волна тьмы набросила на вора плащ, и он исчез. Мужчина, дыша с присвистом, поднял свой хлеб и убежал.

И тут я увидела Рука, высвобождающего вора из тьмы. Он сгреб заикающегося громилу за рубаху.

– Если я еще раз увижу, как ты нападаешь на кого-то, пощады не будет. Понял? – В его голосе была свирепость, которой я никогда раньше не слышала.

Мужчина заплакал, по воздуху поплыл едкий запах мочи. Рук оттолкнул его и надвинул шапку на глаза.

– Уходи. Сейчас же .

Мужчине не потребовалось повторять дважды. Рук щелкнул пальцами, и тьма отступила, сложившись в его собственную тень, отбрасываемую луной. Я издала удивленный возглас, и Рук повернулся.

– Мисс, – опешил он. – Что вы здесь делаете?

Его глаза расширились, когда я сняла капюшон.

– Я могла бы спросить у тебя то же самое, – ответила я.

Рук застонал и потер шею, как будто я застукала его на краже пирога, а не на том, что он угрожал мужчине применением темной магии.

– Нам надо идти. Тебе не безопасно ходить по ночам по улицам. – Рук подошел, и его рука обвилась вокруг моей талии.

– Мне не безопасно? – Я разве что не ущипнула его.

– Подожди, давай мы вернемся домой, и тогда ругай меня.

Я едва различала его лицо за полями шляпы. Он поднял вверх еще и воротник, словно боялся, что его увидят. Вместе мы вернулись на более безопасные улицы.

Так как час был поздний, в дом Блэквуда невозможно было зайти через парадные двери, и мы взобрались по каменной стене сада. То есть я просто перелетела через нее на воздушном столбе. В саду было тихо. Фруктовые деревья серебрились в лунном свете. Я села на каменную скамейку у фонтана, слушая журчание воды; церковные колокола пробили час. Рук сел рядом со мной. Аромат лаванды и роз должен был превратить эти посиделки в самые романтичные на свете. И так бы оно и было, если бы я не хотела придушить парня, которого любила.

– Не смотри на меня так, – нежно сказал он. Рук был так спокоен , что мне захотелось закричать.

– Не могу поверить, что ты бегаешь ночью в самом опасном районе города да еще и поучаешь преступников. – Когда он вздохнул, я чуть не взорвалась. – Ненавижу, когда мне врут!

– Вот как? – В его взгляде не было гнева, только усмешка. – А как насчет того, что ты и сама можешь приврать?

Это меня укололо.

– Когда я соврала, я сделала это, чтобы мы находились под защитой барьера.

– Которого больше не существует, поэтому с какой стати мне волноваться? – Он пододвинулся ближе, чтобы посмотреть мне в лицо, и мое сердце предательски затрепетало. – Почему я должен спокойно наблюдать за тем, как ты выискиваешь опасность? – Если прислушаться, в его голосе были нотки стыда.

– Это работа чародеев – защищать город. – Я старалась казаться разумной и следила за тем, чтобы голос звучал мягко.

– Барьеры защищают от монстров, которые находятся снаружи, да, но и здесь есть монстры. – Его взгляд загорелся темным пламенем. – Ты сама знаешь, что это правда. Этот мужчина с хлебом… он хотел накормить свою семью. Если бы я не защитил его, то кто бы это сделал?

– Но я не хочу, чтобы ты рисковал собой, – пробормотала я.

Он поднес к моему лицу прохладную руку.

– Я тоже не хочу, чтобы ты рисковала собой, но я знаю, что ты есть ты. – Он взял меня за подбородок и слегка притянул к себе. – Пожалуйста, не стой на пути у того, кто есть я .

В этом-то и была вся разница. То, чем становился он, было ужасно. Но могла ли я ему сказать: «Ты не можешь защищать людей, потому что ты меняешь свою форму, превращаясь в отвратительного демона, в тень» ?

Вместо этого я произнесла:

– Было бы лучше, если бы ты подождал, пока Мария с Фенсвиком вылечат тебя.

Его рука безвольно упала.

– Они меня отупляют, делают заторможенным. – Выражение его лица изменилось, стало жестким. В свете луны я наблюдала, как вдоль садовой дорожки, будто живые чернила, расплываются тени. До меня долетал шепот монстроподобных созданий. Каждый раз, когда Рук был чем-то расстроен, темнота усиливалась.

– Хорошо, – кивнула я и подняла руки, как будто сдаюсь. Тени и шепот утихли, а Рук застенчиво покашлял.

– Я переживаю, что ты стыдишься меня, – наконец сказал он.

Стыжусь? Я чуть не рассмеялась от абсурдности этих слов.

– Отчасти я делаю это, чтобы казаться сто ящим в твоих глазах, – продолжил он.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала я.

Он взял мою руку в свою, кожа была горячей.

– Я знаю, что ставлю тебя в неловкое положение, – пробормотал он. – Живу в этом прекрасном доме из милости… Ты, должно быть, видишь, какой я несчастный и жалкий человек, Нетти… Генриетта.

– Ты думаешь, мне есть дело до богатства? – Я балансировала между бешенством и счастьем. – Глупенький ты мой. – Правильные слова не приходили на ум, слов вообще не было. – Ты что, не знаешь меня?

– Ты назвала меня глупеньким? – удивленно рассмеялся он.