Джессика Клусс - Мрачно темнеющий свет

У меня подкосились ноги, и я рухнула на пол. Я была… бессмысленной и беспощадной.

Бессмысленная и беспощадная – семейный девиз Хоуэл.

Похороны чародеев проводят быстро. Волшебство земли требует свое обратно, так говорят. Уже на следующий день тело Фанни обмыли, нарядили ее в прекрасное черное платье, и мы пришли попрощаться. Серое небо тяжело нависало, воздух был густым от тумана. Если бы пошел дождь, по крайней мере, было бы легче.

Блэквуд, Элиза и я слушали слова о вечной жизни. Пока над гробом произносились прощальные речи, Элиза плакала. Затем все стали неловко расходиться, как гости, злоупотребившие гостеприимством. Гробовщики вытащили тело Фанни. Чародеев никогда не хоронили в гробах – деревянные ящики нужны были только для погребальной службы. Погибших заворачивали в черный шелк и клали в землю, чтобы земля скорее впитала волшебство. Фанни не была чародейкой, но она была дочерью чародея и родила сына-чародея.

Я подумала о счастливой смеющейся женщине, с которой познакомилась несколько недель назад. Я не понимала, как случилось, что теперь она лежит в земле. Когда я впервые пришла к ней в дом, она встретила меня так, будто я ее друг. Будто она может мне доверять.

Мои глаза начали наполняться слезами. Рук убил ее, и это наложило на меня проклятие. Я скулила так тихо, что заметил только Блэквуд.

Магнус стоял у края могилы, его лицо было бледным. Никогда раньше не видела его в черном. Яркие каштановые волосы резко выделялись на фоне серого дня. Он бросил на тело матери пригоршню земли и застыл, глядя в могилу.

– Мы зайдем в дом, чтобы засвидетельствовать свое почтение, – пробубнил Элизе Блэквуд. – Ты ведь его невеста.

Я подумала, что ему не стоило произносить это с такими жестокими интонациями.

В доме одетые в черное чародеи двигались как тени. Только по приглушенному шепоту и скрипу половиц можно было определить, что по этим комнатам вообще кто-то ходит. Все зеркала были завешены простынями. На обеденном столе кто-то выложил круг из свечей. Все были зажжены, кроме одной, той, что в центре.

– Незажженная свеча означает погасшую жизнь чародея, – тихо проговорил Блэквуд, встав рядом со мной в дверях. – После заката ее зажгут и оставят гореть на всю ночь. Это будет символизировать переход души из одного мира в другой.

Элиза сидела рядом с Магнусом, она что-то нежно говорила ему; ее щеки пошли пятнами от слез. Магнус сидел сгорбленный, поставив локти на колени, и бездумно глазел в пол.

Отдав дань Фанни, чародеи ушли. В доме стало еще тише, из звуков – только тиканье часов и приглушенный плач Полли на кухне. В окно я увидела Ди. Он уперся лбом в ствол вишневого дерева и закусил кулак. Он бы никому не позволил увидеть своих слез.

Я хотела подойти к нему и утешить, но у меня будто украли голос. Слова не шли.

Блэквуд повел сестру в прихожую одеваться. Я на минутку присела с Магнусом.

– Мне так жаль… – прошептала я, наконец обретя способность говорить.

Мне показалось, он меня не услышал. Но он сказал:

– Я мог бы выпроводить всех из дома в безопасное место, но я хотел посмотреть, чем все так взволнованы . – Он горько усмехнулся.

– Ты не должен себя винить.

– Хоуэл, я собирался поговорить с тобой до объявления помолвки. – Он поднял на меня глаза. Они были ясными, но взгляд – холодным. Он похоронил смеющуюся и беззаботную часть вместе с матерью.

– Зачем?

– Чтобы объяснить. Наша помолвка только для того, чтобы защитить Элизу от брака с Фоксглавом. Мы планировали отменить ее, когда прошел бы подобающий период времени.

У меня заныл живот.

– Почему ты хотел мне это сказать?

– А ты что, правда не понимаешь? – он внимательно взглянул на меня. – Ты запретила мне когда-либо еще говорить о моих чувствах, и я согласился… Но я не мог вынести мысли о том, что ты посчитаешь, будто я деградировал до охотника за состоянием.

– Я бы так не подумала, – прошептала я.

Он встал и подошел к тому месту, где висел портрет его бабушки. Прислонившись к стене, он сказал:

– Я виню себя в том, что случилось. Если бы, узнав, что Рук перерождается, я бы сказал об этом Агриппе или Императору, может быть… – Он не закончил мысль и снова посмотрел на меня. – Ты бежала по лестнице, как будто знала, что увидишь наверху. Скажи мне… – Он едва мог выговаривать слова. – Ты знала о том, что с ним происходит?

Самообладание покинуло меня, и я заплакала. Магнус ударил кулаком о стену, звук прозвучал в тишине дома как взрыв.

– В чем дело? – Блэквуд поторопился в комнату.

– Ничего. Следи за своей сестрой, – голос Магнуса был бесцветным и мрачным. Блэквуд настороженно посмотрел на мое лицо, но с неохотой послушался.

Магнус несколькими большими шагами пересек комнату.

– Я хочу, чтобы ты ушла, Генриетта, – прошептал он. В мертвенном тоне его голоса была ярость. Он снова сел на диван и стал смотреть в окно. – Уходи. Сейчас же.

Я выбежала из дома. Элиза нагнала меня на тротуаре и вложила свою ладонь в мою. Я была ей благодарна. По пути домой мы прижались друг к другу в карете. Блэквуд сидел наискосок от нас, уставившись в окно и не говоря ни слова.

Когда мы приехали домой, Блэквуд сразу пошел в свой кабинет. Подходя к лестнице, я прошла мимо того места, где погибла Фанни. Даже несмотря на то, что кровь замыли, я могла с точностью сказать, где это произошло. Точные место и время, когда все изменилось.

Наверху я вошла в кабинет и обнаружила Блэквуда сидящим за столом. Пульсирующий свет фонаря отбрасывал на его лицо резкие тени, и казалось, что там, где должны быть глаза, – темные глазницы.

Он взял книгу с золочеными уголками и пролистал ее; выглядел он при этом так, будто хотел спрятаться среди страниц, чтобы избежать меня. Наконец он заговорил:

– Дело не в том, что ты пыталась помочь Руку. Дело даже не в том, что ты отвергла мое предложение в его пользу… – У него заходили желваки. Он боролся с какими-то глубоко коренящимися эмоциями. – Но ты снова соврала. Я был дураком, думая, что ты изменишься.

Я чувствовала себя настолько виноватой, что хватит на целую жизнь вперед.

– Знаешь, а ты мог бы мне сказать, что проигнорировал указания Микельмаса насчет оружия, – все же прокричала я. – Ты мог бы сказать мне, что углубился в исследования своего отца, потому что…

Я замолчала, потому что пока еще не рассказала ему о нашей общей семейной истории. Да, в одном он был прав. Я совсем не изменилась.

Он с силой захлопнул книгу, вызвав пыльное облачко.

– Я представлял, что ты станешь моей женой. Лучшим воплощением меня. Я представлял Сорроу-Фелл раем, а тебя – моей Евой. – Он говорил зло, более того – разочарованно. – Но я ошибался.