Джессика Клусс - Мрачно темнеющий свет

Я вздрогнула. То же самое я и сама сказала колдуну. Но теперь Микельмас рыдал, слезы стекали в его седую бороду.

Каждая клеточка моего тела закричала, когда я села, но боль потихоньку начала отступать. Ре́лем до того зациклился на Микельмасе, что перестал обращать на меня внимание. Но у меня не было никаких сомнений в том, что я не смогу его победить. Я была недостаточно сильна.

Выхода не было.

– Я освежевал Чарльза Блэквуда. – Ре́лем обнажил зубы, глядя в лицо Микельмаса. – А что я могу сделать с тобой ?

Ре́лем сжал кулак, и Микельмас взвыл, когда кожа с его левой руки начала отдираться. Она рвалась мучительно медленно, на это было ужасно смотреть. По руке колдуна побежала кровь. Он взвыл и ударил другим кулаком об пол, но ничего не мог поделать. Ре́лем у меня на глазах заживо сдирал с него кожу…

– Пожалуйста, нет! – заплакала я и поползла вперед. – Пожалуйста, отец!

Ре́лем остановился и опустил руку Микельмаса. Тот запричитал, прижимая к себе разорванную кисть.

Ре́лем изумленно произнес:

– Скажи это еще раз.

Трясясь, я вынула из ножен Кашку и отбросила ее в сторону. Затем, сломленная, рухнула и зарыдала:

– Отец, пожалуйста. Я не могу больше этого выносить.

Мой плач эхом отражался в окружающем нас пространстве, я закрыла лицо руками. Мое горе – по Ди, Уайтчёрчу, Лондону, Руку – было мучительным. Я плакала, пока не начала задыхаться, пока у меня не заболел живот.

Я не могла с ним сражаться. Победа над силой, которой он обладал, была невозможной.

Послышался треск стекла под ботинками. Ре́лем встал на колени и, нежно успокаивая, отвел руки от моего лица. Он помог мне подняться, металлический запах колдовства, витающий вокруг него, ослаб.

– Ну вот. – Он вытащил из нагрудного кармана на удивление не окровавленный платок и вытер мне глаза.

– Пожалуйста, просто отпусти его, – заскулила я. У меня стучали зубы. Ре́лем прижал меня к груди. Моя щека ощутила влажный и холодный окровавленный шелк, но я не отступила. Он провел рукой в перчатке по моим волосам.

Несмотря ни на что, я позволила ему прижать меня к себе. Он прижался подбородком к моей макушке и прошептал:

– Елена. Дорогая, у меня есть она.

Я задрожала от этих слов. И, несмотря на весь ужас этого момента, я почувствовала себя в безопасности. Закрыв глаза, я представила, как все должно было быть: мы дома, в Девоне, я сижу у него на коленях, и он обнимает меня, когда я плачу. Предполагается, что отцы должны сдерживать твои кошмары… Я позволила ему обернуть себя в кокон его защиты, слушала, как он шепчет имя моей матери, и плакала. Он меня успокаивал, говорил «тсс», гладил по волосам.

– Ну вот. Прости, дорогая, – пробормотал он, отстраняясь и касаясь моей щеки. Его единственный глаз блестел от непролитых слез. Там была искра доброты, о которой я молилась. Любовь показала в нем человека. Я задрожала от этого зрелища. – Ты сможешь меня простить?

– Если ты простишь меня.

Крошечный кинжал, тот, что я забрала из дома Ральфа Стрэнджвейса, выскользнуть из ножен на запястье и скользнуть мне в ладонь.

Моего отца нельзя было побороть силой оружия. Его доброта и его любовь были моим единственным оружием.

Я погрузила лезвие глубоко ему в сердце.

Ре́лем повалился на пол, и я вместе с ним. Я схватила его за шею, ощущая биение пульса и подергивание мускулов. Своим единственным глазом он смотрел на меня так, будто пытался понять. Кровь била струей. С трудом нащупав рукоятку и вытащив кинжал, я собиралась еще раз повторить удар, но… не смогла.

Я ударила своего отца ножом в сердце…

Кинжал выскользнул у меня из рук, мои пальцы онемели, чтобы удержать его. Не важно, сколько звериного я увидела в этом существе, но я видела и человека тоже.

Ре́лем зарычал, и этот звук потряс собор до основания. На меня наползла тень. Нет, не тень – Рук. Рук отбросил меня от своего хозяина и распластал на полу, его колени впились мне в бока. Держа когтистую руку у меня на горле, он обнажил жуткого вида клыки. И эти клыки вонзились мне в плечо.

Боль разорвала мускулы в клочья. Тьма полилась на меня со всех сторон. Может быть, я кричала, но мои крики не были слышны. В воздух надо мной начала прорываться пустота. Если я в нее посмотрю, я забуду, как меня зовут, забуду свое прошлое, друзей, все…

Нет. Я начала бороться и зажглась огнем, мне хватило сил. Рука обожгло пламя, и монстр отпрыгнул от меня.

Все мое тело было залито кровью, кровью… отца, кровь хлестала из моего плеча. Боль. В мою плоть словно воткнули тысячу горячих иголок; по венам, казалось, тек поток едкой кислоты.

Рук закрыл лицо руками и протяжно завыл. А я… я разобрала в голубом пламени изгибающиеся черные нити. Почему? Почему так? Сделав последнее усилие, я загорелась так ярко, как смогла.

Хрипло крича, Рук подлетел и выволок меня… Куда? Я не поняла… На свет. Я просто лежала; каждый вдох был как огонь у меня в легких.

Микельмас (его рука все еще истекала кровью), описывал круги вокруг Ре́лема. Отец попытался встать, но поскользнулся в собственной крови.

И это сделала с ним я.

Он воздел руки вверх. С его пальцев капала запекшаяся кровь:

– Приди! Корозот!

Рук, подняв сильный ветер, завернул хозяина в крылья из тени, и они оба растворились, как дым.

Мы с Микельмасом остались одни.

Колдун пытался отдышаться.

– Это я навлек на нас все это… – Казалось, на него снизошло откровение. – Мой сюртук. Мой прекрасный сюртук… – Он горестно взглянул на кучку пепла.

Я попыталась сесть, и боль еще сильнее запустила в меня свои когти. Зрение затуманилось, я словно издалека слышала свои крики. Микельмас был рядом со мной, он нашептывал мне что-то на ухо. И… произошло чудо, боль утихла. Вернее, она все еще вонзала в меня свои зубы, но на этот раз только слегка.

– Это поможет тебе не истечь кровью, – прошептал Микельмас, поднимая меня на ноги. Я, как привидение – определенно как привидение, – поплыла над полом во внутренний дворик. Затем мы вышли из дворца и стали оглядываться. Дым саваном закутывал улицы Лондона.

– И что теперь? – проскулила я. У меня подкосились ноги, Микельмас тоже сел, я прижалась к его плечу.

– Посмотрим, последуют ли Древние за своим хозяином. Возможно, они останутся и будут удерживать город до тех пор, пока он не… Если он вернется.

Я опять подумала о том, что сделала. Я не знала, как мне к этому относиться. Получается, что я воспользовалась слабостью Ре́лема. Человеческое в моем отце породило монстра во мне. И… он может вернуться?

Микельмас сморщился и схватил себя за обезображенную руку.

– Пришло время, когда я должен искупить вину.

– Что ты хочешь этим сказать? – Самой мне было легче, если иметь в виду физическую боль. Заклинание колдуна подействовало. Я осторожно вытерла с лица Микельмаса подсыхающую кровь.