Павел Брыков - Зеница рока [СИ]

Прибывшие в Истамбул странники искали переулок, в котором жили перекупщики краденого. Шли смело — у таящегося в тени дувалов народа не возникало сомнений: чужой не мог так свободно идти через лабиринты их царства. Значит — свой. Три молодых парня из любопытства, некоторое время вели гостей, однако, после поворота в длинный узкий, огороженный двумя высокими стенами переулок купец и его товарищ… исчезли. Молодые люди разделились и обогнули дома с двух сторон, но купец с носильщиком им навстречу не попались! В проулок свернули двое, а с другой стороны никто не вышел, при этом в стенах не было ни калиток, ни окон.

…Купца с «АФРОДИТЫ» звали Георгием — именно это греческое имя прокричал хозяин дома, когда разглядел, появившегося посреди его комнаты гостя. Высокий худой старик бросился с объятиями, радостно крича:

— Георгий! Родной!

Купец с удовольствием обнял хозяина, и они троекратно расцеловались.

— Семион!

— Георгий!

Гость отстранился, чтобы лучше рассмотреть старика и, заметив, что белки глаз хозяина красные, как у кролика, покачав головой, сказал на греческом с укоризной:

— Вот ненасытный, хоть бы по ночам не читал!

— А мне чего? — усмехнулся старик в ответ. — Уж и так почти ничего не вижу, вот и урываю остаточки.

Купец повернулся к стоящему за его спиной товарищу, и сказал по — русски, с улыбкой:

— Как же я благодарен вам за возможность попасть в Константинополь. Сколько у меня дядьев, но всем им далеко до Семиона Митропулоса!

Георгий отступил в сторону, чтобы свет упал на второго гостя:

— Я не один. Познакомься, дядя, Назар. Из русинов. Назар Турбат.

Семион, окинув взглядом крепыша, улыбнулся.

— Вижу — вижу. Пояс — оберег с плетью. Рубаха вышита красными да синими рунами солнца и воды… Из водяного племени?

Русин кивнул.

— Если так, то доброго охранника нанял мой племяш. Мешок — то брось, чай не украдут, — сказал Семион на русский манер.

Гость не улыбнулся в ответ, промолчал на слова приветствия, однако, помедлив, скинул с плеча ношу, и аккуратно привалил её к сундуку. Симеону показалось, что он где — то видел этого русина, а может ему знаком такой взгляд исподлобья? Недобрые у гостя были глаза…

— Семион, мы по делу, — сказал купец.

— Так давайте, друзья мои, проходите. Сейчас Галина накроет чем поужинать, вина принесет, чтобы беседа шла веселее. Родову не каждый день принимаю. Всё басурманов, да басурманов.

Купец дернул бородкой.

— Дядя, у нас мало времени.

— Но по глоточку выпить — то можно?

— По глоточку — можно.

Сев на лавки — старик услышал, как жалобно скрипнуло дерево под тяжестью русина, — мужчины начали играть в гляделки. Семион улыбаясь, любовался племянником, его ухоженному лицу, богатым одеждам, доброму, сытому выражению глаз, но за улыбкой своей старик пытался спрятать беспокойство: он чувствовал на себе взгляд русина и от него внутри всё как — то сжималось. Георгий рассматривал комнату, радуясь знакомому и подмечая изменения.

Назар молчал.

— А где моя лампа? — наконец спросил купец.

— Египетская? — хозяин ещё шире улыбнулся.

— Ну.

— Обменял.

— Это на что же? — Георгий не смог скрыть разочарования. — Да я за неё хитрецу Аге в Александрии отдал трех кавказских нетопырей и жабу — хохотуху!

Старик и не думал оправдываться.

— А я назад поменял!

— На что?

— На Галину.

Дверь открылась и в комнату вошла хозяйка с кувшином на плече и плетеной корзиной с фруктами в свободной руке. Одета была жена Симеона, как многие греческие женщины — в домотканую рубаху, поверх которой повязана свободная широкая юбка и расшитый передник; на голове холстяной платок. Вот только внешность у неё была не греческая — кожа у Галины была чернее коры железного дерева. Георгию пришлось постараться, чтобы не показать своего удивления.

— Знакомьтесь, моя хозяюшка — Галина.

Георгий улыбался да кивал, а старик продолжил рассказ:

— Были у меня купцы из твоего Египта, просили лампу назад. Нуждались, предлагали взамен всякое богатство, но я отказался. Так вернул.

— Горазд чужое добро раздавать, — пробурчал племянник, косясь на хозяйку.

— Купцы ушли, а через два дня прибыла, вот, — старик погладил девушку по ладони, — Галина. Книгочея. Столько знает — нам с тобой и за жизнь не прочитать.

— Это почему же?

— Тут вот какая загадка, — ответил грек. — Когда Александрийская библиотека сгорела, собрались те, кто что — то помнил из утраченного и стали эти люди передавать из поколения в поколение свои знания. Галина одна из них. Все помнит, что ей рассказывали мама и бабушка. Так что, племяш, за лампу не обижайся.

Не зная, что ответить, купец просто пожал плечами. Девушка улыбаясь, поставила на стол амфору с вином, высокие глиняные стаканы и чашу. Положила в неё персики, виноград, нарезанный сыр, и когда начала разливать вино в комнате раздался грудной раскатистый бас:

— А кто такая хохотуха?

Все замерли. Старик и Галина поняли, что русин старается говорить тихо, но и этого хватало для того, чтобы понять каким сильным голосом обладает их гость.

— Георгий, а ты что не рассказал?

— Да у нас с Назаром и времени особо не было. — Купец ладонью показал Галине, чтобы остановилась, мол, ещё дела, хватит и половины бокала.

— Я только что с Бело — озера. По торговле прибыл, но разгрузиться не дали, спрашивают, в Константинополь хочешь попасть? Знамо дело, кто откажется за один день из Эллады да в Святой город перелететь, Софией полюбоваться. Вот Назара дали сопровождающим. Говорят — срочное дело. Если помогу, то отблагодарят.

Старик улыбнулся, мол, понял, пододвинул чаши гостям и, приглашая присесть за стол, кивнул Галине.

— Ну, тогда я выпью за вас, мои дорогие гости. Чтобы всё у вас получилось, и самым приятным событием в Константинополе было не только посещение лавки старого Митропулоса. Если в моих силах помочь, спрашивайте. Только сразу предупреждаю — торговые дела сейчас лучше не вести.

— Это почему же? Я из дома венецианской ткани привез, клинков испанских. Мать Берегиня мехов, мёда, да воска дала.

— Не знаю, как насчет оружия, а воска и мёда в Стамбуле скоро будет много. Ислам — Гирей Крымский вернулся из — под Киева с большой добычей. Все заморские купцы стонут, а местные руки потирают. На перепродаже, ох мошну набьют! Для тебя Георгий не время сейчас для торга.

— А что же делать? В кои веки из дому под морем махнул, да в Святой город… а тут…

— Так я это… про хохотуху… — снова раздался рокот.

Георгий подпер ладонью подбородок и, думая о своем, отвечал рассеяно:

— Есть такая жабка, в болотах у нас водится. За животик пощекочешь, так она смеяться зачинает. Да.