Екатерина Оленева - Зеркала и лица: Солнечный Зайчик [СИ]

Лили догнала Северуса. Она не могла позволить ему вот так уйти. Ей просто необходимо было перекинуться хоть парочкой слов.

— Сев?

— Лили?

— Ты ведь не сердишься на меня, да?

— Если бы ты сегодня утонула, ты подумала о том, каково было бы твоим родителям? Твоей сестре?

— Позвать на помощь не было времени! Нарцисса бы утонула…

— Было бы лучше, если бы вы утонули вместе?

— Я должна была ей помочь. Я не могла иначе.

Лили безотчетным жестом протянула к нему руку. Она осталась одиноко висеть в воздухе. Сев не сделал попытки её пожать.

— Ты придёшь ещё? — с тоскливой мольбой спросила она. — Или бросишь меня снова?

— Я не бросал тебя, Лили. Это ты предпочла моему обществу компанию Поттера.

— Нет!

— Иначе ты не пошла бы с ним в лес, не рисковала бы так глупо своей жизнью.

— Прости! Я больше не буду…

— Ты легко даешь обещания, Лили. И так же легко их нарушаешь.

— Давай забудем нашу размолвку?

— У нас не было с тобой размолвок, Лили, — покачал головой Северус. — Нечего забывать.

— Давай дружить снова, как раньше?

Черные глаза смотрели на девочку с насмешливой жалостью:

— Разве мы дружили?

Он словно ножом ударил. Словно окатил ледяной водой.

В пространстве совсем не осталось воздуха.

— Поправляйся, Лили. И не прыгай так бездумно за тем, кому этого вовсе не надо.

Северус ушел.

Босые ноги мерзли под прикосновением сквозняков.

Хотелось плакать, как тогда, когда она поссорилась с Петунией на перроне.

Хотелось плакать. Только слез не было.

В жарко натопленном лазарете было тихо. В окна вливался тусклый свет пасмурного дня, уже начавшего клониться к вечеру. Наконец-то хлынул ливень, и капли меланхолично стучали по стеклам, убаюкивая: «Спи, спи, спи». Если приподняться на локтях, можно прямо с постели увидеть верхушки деревьев в Запретном Лесу. Их нещадно трепало ветром, они раскачивались из стороны в сторону. Не успевшие спрятаться от ливня прохожие утратили четкость очертаний и казались отсюда, из окна, чуть размытыми кляксами.

Под потолком комнаты горели лампы. Было слышно, как миссис Вэл стучит своими склянками, готовя очередной состав. Пахло марлей и лекарствами.

Тело покоилось в тепле под пушистым ворохом одеял. А душа разрывалась от боли. Металась в беспокойным водовороте мыслей, колотилась о ребра вместе со взволнованным сердцем.

— Ну почему именно Малфой спас нам жизнь? — причитала Нарцисса.

— Какая разница? — безразлично откликнулась Лили, слишком погруженная в собственные переживания. — Главное, что удалось выбраться.

— Если бы можно было выбирать спасителя, Малфоя я бы выбрала в последнюю очередь, — покачала головой слизеринка. — Вернее, я бы вообще его в очередь не поставила.

— Боюсь, никто в Хогвартсе не поймёт твоей антипатии. Такой чистокровный, такой богатый, такой популярный Люциус Малфой, герой-любовник, а теперь ещё и просто — герой. Тебе лавров для него жалко? Заслуженных, между прочим.

— Люциус страшный человек. Да и Белла не лучше. Просто она моя сестра, и к её грехам я отношусь снисходительней.

— Нет на свете справедливости — да здравствуют родственные связи! Почему ты вообще о них заговорила? — Лили сощурилась. — В роковое плавание ты, случаем, не из-за этой парочки пустилась?

Заметив, как переменилась в лице Нарцисса, Лили отбросила иронию.

— Из-за них? Правда?! Ой, прости, я не хотела…

— Я пыталась убежать, — на бледных фарфоровых скулах вспыхнули две ярко-розовые полосы, — убежать от всего, что меня пугает и отвращает. Люциус Малфой и моя сестренка Белла занимают отнюдь не последнюю строчку в этом списке. Но, провалившись под лёд, я поняла, что смерть способна испугать посильней жизни, и малодушно позвала на помощь.

— Скажи лучше, холодная вода прояснила тебе мозги, — зло ответила Лили. — Мне кажется, ты просто хотела привлечь к себе внимание, Нарцисса. Не исключено, что как раз этого самого Люциуса.

— Ты не должна так думать!

— Моего слабого воображения не хватает, чтобы представить, какая такая напасть могла заставить девочку из благополучной, уважаемой семьи, богатой, как Рокфеллеры и знаменитой, точно Кеннеди, отправиться топиться в ледяной воде.

Нарцисса вздохнула:

— Могу я надеяться, что ты станешь держать язык за зубами, и всё сказанное останется между нами?

— Конечно.

— Говоришь, «богатые, как Рокфеллеры и знаменитые, как Кеннеди»? Я не знаю, счастливы ли названные тобой люди, но мой дом больше всего походит на то, что у вас, у магглов, называют адом. Мой род известен, это да. Насчет богатства? — всё в мире относительно. Дом, в котором я живу, счета, которыми отец распоряжается, как старший в фамилии, — всё, к чему мы привыкли, после совершеннолетия Сириуса не будет принадлежать нам. Раз у моего отца нет сына, способного унаследовать родовое состояние Блэков, всё, вплоть до фамильного жемчуга, перейдёт к сыну Ориона. Впрочем, то, что самим нам кажется крохами, многие чистокровные посчитают за богатство. Любую из нас охотно возьмут замуж за одно только звучание фамилии — Блэк.

— И это повод для огорчений?

Нарцисса смерила гриффиндорку задумчивым взглядом:

— Лили, тебе ведь не нравится Белла?

— Не то, чтобы она мне не нравилась, но легким человеком, согласись, её определённо не назовешь. Зато она красивая.

— Красота это то, чего у Блэков не отнять. Красота, богатство, известность — всё это плохо сочетается в сознании обывателя с отвращением к жизни. Постороннему взгляду не разглядеть за цветным фасадом темного прошлого, копившегося веками. Не увидеть безумия, кипящего в нашей крови.

Ты не имеешь право судить меня, Эванс. Потому что ты небогатая, неизвестная и незнаменитая. А главное — ты не из семьи тёмных магов. Грехи твоих безвестных предков, будущее твоих потомков не станет тяготить и ни к чему никогда тебя не обяжет. Чужая зависть не запачкает, лесть не развратит. Тебя полюбят за то, что ты сама есть такое, а не за то, что у тебя в портретной галерее, куда ни плюнь, изображение знаменитости, а на банковском счету куча галлеонов. Если тебя возненавидят, то только за твои собственные поступки и прегрешения, а не за чужие. Ты не знаешь страха, Эванс! Тебя ведь по-настоящему никто не пугал. А я живу в бесконечной, безумной ночи. Помнишь, что тётя Вальпурга сказала про Беллу и Сириуса?

Лили не была уверена, что хочет выслушать историю чужих отношений.

У каждого человека есть порог приемлемости, и нельзя винить другого в отсутствии понимания, если этот порог переступили. Так в кувшин не налить воды больше, чем положено. Есть поступки, чувства, мысли, которые человек с иной системой жизненных ценностей, установок и приоритетов принять не сможет, как бы ни старался. Узнавая чужие тайны, можно отравиться ими.