Екатерина Оленева - Зеркала и лица: Солнечный Зайчик [СИ]

Только Блэквуд не мясорубка. Он позолоченная душегубка.

Я ненавижу шёпот, Эванс. Если бы ты только знала, как я ненавижу шёпот!

Просторные переходы моего дома наполнены шёпотом. Шипят на всевозможные голоса те самые тени, о которых я уже говорила. Повсюду носится чёрный дым, словно ползучий змей, и не поймешь, то ли чудится, то ли в самом деле звучит лающий, безрадостный и в то же время торжествующий, смех. Звучит и звучит, но стоит начать прислушиваться — стихает.

Это сводит с ума. Это и есть безумие.

Страшно, Лили. Настолько страшно, что возможность сбежать хоть на миг показалась мне стоящей идеей.

Не столько слова, сколько тон, голос девочки заставлял проникнуться почти ощутимым ужасом, отравляющим родовое поместье Блэков.

— Нарцисса! — всплеснула руками Лили. — Тебе всего двенадцать, впереди вся жизнь. Я понимаю твои чувства к Белле… — Лили запнулась, пытаясь представить, что почувствовала бы, если бы Туни предавалась подобным безумным забавам. Представить, слава богу, не получилось. — Даже в маггловских домах, если в них происходит что-то страшное, находиться неприятно, а ведь, судя по тому, что ты говоришь, вы вполне осознанно впустили к себе зло. И естественно, что там неуютно…

— Представь, что ты одна в этом огромном доме, в котором планировка комнат постоянно меняется, в котором нет электричества — только свечи. Свечи, отражающиеся в потусторонних зеркалах. Этих зеркал никогда не бывает днём, они являются по ночам. Луна, сверкающая в серой анфиладе, словно выглядывает прямиком из ада. А ещё, — Нарцисса понизила голос, и у Лили по спине побежали мурашки от ужаса, — в доме живут призраки. Искаженные лица, руки то ли в бесполезной мольбе, то ли алчно, тянутся, тянутся, тянутся… — девочка зажмурилась и потрясла головой. — Но всё это: смех, демоны, призраки, — далеко не самое страшное. Даже Белла с её кровавыми пристрастиями, даже кузен со своей одержимостью.

Лили затихла. Ей самой стало жутко от вида сузившихся зрачков в огромных светлых, почти бесцветных, как лёд, глазах.

— Самое страшное — это Тёмный Лорд.

— Кто?

— Он сам дьявол!

Гриффиндорка живо представила себе Блэков в развевающихся светлых одеждах, распростёрших руки над жертвенником. В центре пентаграммы обескровленный труп с искаженным агонией лицом. И надо всем этим безобразием поднимается рогатое чудовище с козлиными копытами.

Нарцисса нервно облизала губы.

— Когда он появляется, небо темнеет. Он, словно дементор, высасывает тепло из пространства. Папа говорит, что это нормально. Что это случается потому, что Темный Лорд необыкновенно сильный маг. Но когда этот человек смотрит на меня, кажется, что воздуха в мире нет. Это как если пить страх мелкими — мелкими глотками. Я слышала, как взрослые превозносят его до небес, говорят, что он принесёт нам освобождение. Укажет таким, как ты, их истинное место, и вы перестанете, словно раковая опухоль, поражать наше общество. Магглы станут тем, кем созданы самим богом — материалом для получения энергии, пищей для высших существ. Каждый раз, как это существо приходит в Блэквуд, тьма плотоядно облизывается.

Маленькая принцесса с Темной Стороны глухим, недетским голосом рассказывала о том, что не хочет жить, потому что устала бояться. Лили-то всегда казалось, что если ты темный колдун, то, как бы само собой разумеется, что призраки, оборотни и вампиры не тронут — ведь ты же свой.

Мысль о том, что во тьме нет понятия содружества, была в новинку.

Никаких гарантий. Только вечная охота, вечная борьба и вечное соперничество.

Лили представила себе этот мир, взрослый и жестокий, и ей тоже стало страшно.

Светильники тускло подглядывали за двумя девочками, беседующими в сгущающихся сумерках. В волосах одной сверкало гриффиндорское золото, волосы другой струились слизеринским серебром. А между ними плескались сумерки, серые и невзрачные.

Лили пересекла разделяющее их пространство, откинула полог кровати и прилегла с Нарциссой рядом, обнимая вздрагивающие худенькие плечи.

— Что ты делаешь?! — возмутилась слизеринка. — Это же неприлично!

Лили засмеялась:

— Тебе страшно, одиноко и холодно. Я подошла, чтобы согреть. Теперь, когда место подле тебя занято, страху места не осталось, видишь? Я не позволю ему прийти. Ты не одна. Если только сама не захочешь, никогда не будешь одна. У тебя всегда будет возможность позвать на помощь, ведь вокруг много людей. Неважно, магглы они или маги, богатые или бедные, носят красные или зелёные галстуки. Ты молодая, богатая, красивая. У тебя всё впереди. Если ты не придешь к демонам сама, не позовешь их громко-громко, поверь, они никогда сами к тебе не придут. А страх? Мой папа всегда говорил, что страх — это защитная реакция организма. Он существует для того, чтобы сохранять жизнь, а не отбирать её.

— Когда я вырасту, меня передадут с рук на руки какому-нибудь чистокровному волшебнику. Знаешь, что будет ждать меня в конце ковровой дорожки, по которой меня поведут, словно овцу на заклание? Новый Блэквуд.

— О чем сейчас-то плакать? — засмеялась Лили, обнимая подругу за плечи. — Тебя ведь не завтра замуж выдают?

Держа пальчики Нарциссы в своих ладонях, Лили чувствовала, как они теплеют, отогреваются. Скоро дыхание Нарциссы выровнялось. Девочка заснула.

Успокоив подругу, Лили отнюдь не успокоилась сама. На душе было тягостно.

«Не мясорубка, а душегубка», — повторила она про себя слова Нарциссы.

При мысли о Сириусе у Лили комок подкатывал к горлу. После услышанного от Нарциссы «гриффиндорский змеёныш» стал неприятен почти так же, как Петтигрю. Боль, кровь, тьма вызывали у Лили инстинктивное неприятие, её «порог приемлимости» был превышен. Добровольно шагать под пыточное проклятие? Такое её маленькому умишку понять не по силам.

Северус.

Сириус.

И имена-то звучат похоже.

Может быть, и Северус тоже доказывает шипящим слизеринцам, что отнюдь не робкого десятка, шагая под пыточное проклятие и силясь улыбнуться через удушливые волны боли?

Что, если эти сумасшедшие волшебники окончательно отнимут Северуса у неё, у Лили? Как она тогда станет жить?

Знать, что она для него пустое место? Нет, всё, что угодно, всё, что угодно, только не это!

Внутренним взором Лили продолжала видеть горящие холодным пламенем черные глаза, неровные пряди волос, обрамляющие узкое лицо с тонкими, резко очерченными губами.

Слышала неторопливо сочащиеся ядом слова: «Разве мы с тобой друзья?».

— Сев! — тряхнула Лили головой, упиваясь гневом, полыхающим в её сердце. Он заглушал боль. — Ты мне за это ответишь! Заставлю тебя подавиться каждой буквой. Не будь я Лили Эванс.