Анна Шилкова - Мострал: место действия Иреос [СИ]

— Очень, — кратко пояснил Коментиль. — Так вот, всех раненных, которых успели и не успели снять, Гелата исцелила посредством Ритен. Она передала девочке немного силы, а как ее направлять — Ритен уже знала, ведь именно она напитывала транслятор в Илеоре, — взаимосвязь я, честно говоря, не очень понял, но это Ректора не смутило. — Но вот с Ценотой такой метод воздействия срабатывал не совсем так, как с остальными. Ромуль, ты помнишь, что Гелату и Ценоту Маги нашего злодеятеля считали родственными душами? — дождавшись кивка, Ректор продолжил. — Они были правы. Тот ритуал, который провела Гелата для высвобождения Магии Жизни — как я уже говорил — имеет побочный эффект. Вместе с пропускаемой Магией вытекает и душа того, кто проводит Магию, — внутри меня все оборвалось, голос продолжающего рассказывать и смотреть в далекое никуда Ректора слышался будто бы издалека. — После того, как завершится исцеление фона — Магия забирает и тело. У всего есть своя цена. Поэтому, когда мисс Карцера завершила ритуал, господин Райхотт был обречен: его родственная душа не просто переместилась за Грань, она полностью развеялась вместе с Магией, как плата за помощь мощнейшей стихии. Когда мы пришли забрать его тело, нас не подпустили волкодлаки, а позже выяснилось, что Ценота жив и даже вполне здоров, хоть и очень слаб.

Ректор прервался и внимательно на меня уставился.

А во мне разрасталась пустота…

Смерть Диеры вызвала во мне похожие чувства, но то, что творилось со мной сейчас — трудно было описать словами. Я почувствовал ком в горле, хоть и понимал, что мне слезы никакого облегчения не принесут.

Прошла минута… Две…

Ректор сидел молча, я тоже не спешил говорить.

Вскоре мне удалось справиться с собой, и я задал ему вопрос, который родился в пустой голове:

— И кто же все это придумал? Явно не помощник дворцового Мага, который сбежал с собственной казни, — мой голос прозвучал как-то глухо.

— Ты прав. Помощник лишь пешка. Весь план от начала до конца был продуман и осуществлен неким Ирвери Монгардом. Монгард учел все, даже сумел вызвать несколько демонических сущностей из-за Грани и договориться с ними, не учел он только Гелату Карцера, которая — лишившись второй половины собственной души — была готова разнести полмира.

Я почувствовал поднимающуюся внутри ярость. И это был самый опасный ее вид: я впадал в то состояние, когда моя Магия была непредсказуема. Мне не хотелось крушить и ломать все вокруг, мне не хотелось перегрызть этому Монгарду глотку или выцарапать сердце из груди. Мне хотелось его уничтожить, да так, чтобы даже упоминаний о нем никаких не осталось.

Гела была самым ярким человеком, которого я знал, и именно она все годы нашего знакомства освещала мою жизнь и жизни многих других. Посчитать количество спасенных ею душ лично мне возможным не представляется, она множество раз шла на смертельный риск, чтобы помочь другому.

А сейчас ее нет. Причем, буквально. Это о ней вскоре не останется никаких воспоминаний.

Почему?

С какой радости?

— И где этот Ирвери Монгард? — еле слышно спросил я.

— Он находится в камере под Университетом. Сегодня на закате его казнят, — голос Ректора звучал как-то неубедительно спокойно.

— Я хочу его видеть, — внятно сообщил я и поднялся на своей лежанке.

Ректор, к моему удивлению, не стал спорить. Он тоже встал и уже на ходу уточнил, не против ли я присутствия на этой беседе всех остальных близких Гелы?

Я нетерпеливо махнул хвостом, мол, не против — идем уже, и мы двинулись в сторону Административной башни.

Я, кстати, не был в курсе, что у нас есть тюрьма в Университете. Правда, в тот момент этот факт меня совершенно не интересовал.

Уже внутри башни при нашем появлении встали — вероятно, все это время ожидавшие нас — люди. Народу было действительно много: Ора и Ламина с семьями, Марк, родители Гелаты (а ее мама беременна, вон уже животик проступил), леди Адель, Ценота и Рик, все волкодлаки и Тера. Получилось много. Но и этот факт меня не волновал. Я лишь мельком отметил, что все выглядели много суток не спавшими и зареванными.

Мы свернули в неприметную дверь и начали спуск. Спускались долго, точно не меньше того времени, что ушло у меня на спуск в подвал Эмиральса. Затем мы долго шли по тускло освещенному коридору.

От каждой камеры, мимо которой мы проходили, веяло опутывающими Магию чарами и сильно пахло сдерживающим сплавом. Этот сплав металлов вывели гномы в незапамятные времена. Оковы из такого сплава практически полностью блокировали резерв окованного, оставляя лишь необходимый для поддержания рассудка минимум. Причем, если заключенный пытался пробить блокировку — этот минимум у него забирали, и, обычно, в течение двух-трех суток он просто умирал от истощения. Следует обратить внимание на то, что гномы не делали секрета из технологии приготовления этого сплава, но ни один народ пока не смог его повторить точно так же, уж не знаю — почему. Для таких как я, сплав — помимо его обычных свойств — имел еще и резкий удушающий запах.

В самом конце коридора обнаружилась нужная камера, в королевских тюрьмах такие предназначены для особо опасных преступников: она была внутри натрое разделена решеткой. Та часть, где держали заключенного, имела жесткий каменный выступ в роли койки шириной не более метра, и где-то столько же расстояния до него. Отдельно от этого пространства было подобие уборной: лохань, в которой всегда была вода для питья; рядом с ней кружка из мягкой породы дерева (такой можно убиться, только если ее проглотить, и то — не факт); лохань для умывания и дыра в полу для отправления естественных нужд. Заключенных водили в «умывальную» часть трижды в сутки. Ну и третья, самая просторная часть камеры предназначалась для долгих и нежных бесед с дознавателями и подобными им милыми личностями. Тут имелся стол, графины с водой и вином, всегда (даже когда никого не было) стояли нехитрые закуски, несколько мягких кресел, а на столе лежало несколько книг и свежих газет. Это — способ давления на заключенных, и чаще всего свои плоды он приносил достаточно быстро.

Вся честная компания свободно распределилась по пространству, специально для меня притащили неизвестно откуда взявшийся табурет.

Я посмотрел на разместившегося на каменной полке мужчину, и с удивлением узнал в нем одного из помощников леди Адель, правда, я никогда не знал как его зовут и тот факт, что я не вспомнил кто это, объяснился в моей голове.

— Считаешь меня убийцей твоей ненаглядной девки, а, пушистик? — первым начал беседу Ирвери.

Кто-то сзади набрал воздуха, чтобы ответить что-то, но я раздраженно махнул хвостом и с удовлетворением услышал выдох.