Мэри Пирсон - Морриган

— Расскажи нам историю, Ама, — попросила я. — О прежнем мире.

История бы меня успокоила, мысли все ещё скакали в голове, как кузнечики по полю.

Дети хотели слушать про башни, богов и Бурю.

— Нет. Расскажи лучше, как ты встретила папу, — попросила я.

Ама неуверенно посмотрела на меня:

— Но это история не о прежнем мире, а о том, что случилось после его гибели.

Я нервно сглотнула:

— Тогда расскажи нам о том, что случилось после его гибели.

Я слышала эту историю раньше, но очень давно. Мне нужно было услышать её снова.

— Мы познакомились через двенадцать лет после Бури. Мне шёл всего восемнадцатый год. К тому времени я далеко забралась с Выжившими, но место было столь же разорённым, как предыдущие. Нам помогали смекалка и сила духа, мать учила меня доверять голосу Знания внутри, ибо всё иное значило мало. Карты, технические устройства и прочие изобретения человечества не помогли бы нам уцелеть и найти пищу. День ото дня я заглядывала в себя всё глубже, открывая умения, которыми боги наделили нас в начале времён. Казалось, к этому сведётся вся моя жизнь, а затем я повстречала его.

— Он был красивым?

— О, да.

— Сильным?

— Очень.

— Он был?..

— Хватит перебивать, — шикнула я на детей. — Дайте ей закончить.

Ама с удивлением посмотрела на меня и продолжала дальше.

— Больше всего меня поразила его доброта. Мир погряз в трясине отчаяния, и доброта была такой же редкостью, как ясное голубое небо. Мы наткнулись на подвал, оставшийся от прежних дней. Тогда ещё встречались кладовые с не испорченной и не разграбленной едой, но соваться в такие места было рискованно. Главарь тех, кто её охранял, нас заметил и замахал «идите прочь», но ваш папа стал упрашивать ради нас и смягчил его. С нами поделились тем немногим, что у них было. Тогда я последний раз ела оливку, но этот вкусный пустячок положил начало кое-чему куда более… приятному.

Пата закатила глаза, а другие миадрес засмеялись. «Куда более». Скрытые смыслы в историях Амы больше от меня не ускользали.

— Куда ты так спешишь? — спросила Ама. — Полевые жуки устроят тебе выволочку, если опоздаешь? — В её голосе звучало подозрение. А ещё она наблюдала за мной, пока я торопливо управлялась со своими утренними обязанностями.

Сбавив шаг, я устыдилась того, что утаиваю от Амы здание с книгами… и Джафира. Но недостаточно, чтобы выложить правду. Одно я уже поняла: Ама не может читать мои мысли, как я когда-то верила. И всё же она их знала. Дышала ими. Жила ими. То же самое относилось к мыслям всего племени. Такой груз тяжело нести, и часть её ноши однажды должна была перейти мне.

— Ама, тебе что-то нужно?

— Нет, дитя. — Она погладила меня по щеке. — Иди. Собирай. Я понимаю: порой человеку нужно уединение. Просто не позволяй мирной жизни убаюкать твою бдительность. Опасность всегда рядом.

— А я всегда настороже. Ама, я всегда помню об опасности.

Я пролетела поля. Задыхаясь, промчалась по ущелью. Солнце уже жарило вовсю, и у меня по спине ручьями катился пот. Я не останавливалась что-нибудь собрать, пустой мешок неистово трепетал в кулаке. У тропы в древнее здание с книгами к суку была привязана лошадь Джафира, а потом я заметила и его самого.

Он стоял между двух колонн посередине широкого крыльца перед входом и следил за мной. Джафир тоже пришёл рано. Я замедлилась, чтобы отдышаться, и посмотрела на него так, как никогда раньше… так, как не позволяла себе на него смотреть. Каким же он стал высоким, на голову выше меня! Рёбра больше не выпирали, вечно спутанные пряди каким-то образом превратились в прекрасную густую гриву и красиво ниспадали на сильные, мускулистые плечи. Взгляд скользнул на широкую, мощную грудь, вчера прижимавшуюся к моей спине.

Джафир наблюдал, как я поднимаюсь по ступенькам, но ничего не говорил. Я тоже молчала, но чувствовала: сегодня всё будет не так, как вчера или раньше. Дойдя до площадки перед входом, я тихо поздоровалась.

Он, сглотнув, отступил.

— Прости, что вчера так быстро тебя покинул.

— Можешь не объясняться.

— Я приехал сказать, что больше не буду с тобою встречаться. Есть лучшие места для охоты.

У меня оборвалось сердце. Я отказывалась верить.

— Не могу тратить время, рассиживая с тобой, — добавил он.

В мгновение ока моё неверие превратилось в гнев.

— Значит, дружить с девушкой из племени Выживших это одно, а…

— Ты ничего обо мне не знаешь!

Оттолкнув меня в сторону, он сбежал по ступенькам.

— Давай, Джафир, уходи! — прокричала я вслед. — Проваливай и никогда больше не возвращайся!

Он отвязал коня порывистыми, злыми движениями.

— Проваливай! — снова крикнула я.

Перед глазами всё расплылось как в тумане.

Джафир помедлил, глядя на седло, его руки яростно сжимали поводья.

Моё сердце замерло в надежде, но он, покачав головой, вскочил на лошадь и ускакал.

Я чувствовала себя так, словно задыхаюсь.

Скользя рукой вдоль стен для поддержки, я на ослабевших ногах вернулась в руины. Меня поглотила прохладная темнота. Привалившись к колонне, я сползла на землю и перестала сдерживать слёзы. Во мне бушевали горе, обида и ярость.

«Джафир! Я больше никогда сюда не приду. Никогда! Забуду всё, что связано с этой долиной, и тебя тоже!»

Увы, даже пылая гневом, я мечтала, чтобы он вернулся. Тосковала о том, как хорошо нам было вместе.

Открылась дверь, которую больше не удастся закрыть, как бы я ни злилась. Джафир был повсюду: в моих мыслях, в запахе волос, пальцах, глазах. Воспоминания о нём заполонили уголки памяти, где раньше никто не бывал, только всё это больше не имело значения. Я уставилась на пустой мешок, который сжимала побелевшими пальцами.

— У нас нет будущего, Морриган. Нет, и никогда не будет.

Я, вздрогнув, вскинула голову. Он стоял в дверях — высокий силуэт на фоне яркого дня. Я знала: Джафир прав. У нас нет будущего. Я никогда не смогу войти в его дом, в его семью, как и он в мои. И что нам оставалось?

Я встала:

— Почему ты вернулся?

Джафир шагнул в прохладу комнаты.

— Потому что… — Его брови сошлись в одну линию, всё ещё сердитые глаза потемнели, словно грозовые тучи. — Потому что не смог тебя бросить.

Он приблизился почти вплотную. Его взгляд был проницательным и пытливым. И хотя в отношениях между мужчиной и женщиной для меня оставалось много неясного, я понимала, что хочу этого парня. И знала, что он тоже хочет меня.

— Прикоснись ко мне, Джафир, — попросила я. — Прикоснись так же, как вчера.

Он заколебался, бурно дыша, а затем медленно провёл дорожку по моей обнажённой руке, следуя взглядом вдоль линии, словно запоминал её. Потом развернулся и, пройдясь вдоль ключицы, остановился в ямке у горла. Яркая горячая волна, вспыхнув, затопила меня изнутри, и пальцы, ослабев, выронили мешок на пол.