Николай Басов - Князь Диодор

Батюшка чуть не влезал в пламя, чтобы согреться, от Дерпена, хотя он сидел и дальше Ионы, почему-то едва ли пар не валил, хотя он тоже, как и князь, переоделся в сухое. Маг Густибус сидел в едва освещенном вечерним светом уголке у окошка и лениво, нечасто, как заметил князь, перелистывал страницы огромного фолианта, безнадежно пробуя осветить их какими-то на редкость тусклыми и неровно горевшими свечками.

А сам князь расчихался, и ноги у него мерзли, и голова плохо соображала. Около него немного посуетился Стырь, который предлагал, должно быть, по подсказке мейстерины, то особенную бутылку с горячей водой, чтобы князь согрелся, то рюмку пахучей местной водки из провинции Коняк, которую Диодор не умел пить в чистом виде, и о которой почти с тоской думал, что из нее было бы неплохо сделать обычную жженку. Потом Стырь уселся на низенькой скамеечке в сторонке и принялся чистить оружие князя и Дерпена, которое, разумеется, тоже попало под дождь, а потому требовало ухода.

– Стырь, – простуженным голосом приказал князь, – сходи-ка на кухню, узнай, что у нас есть из местных блюд. Не пришлось бы в ресторацию какую-нибудь бегать, чтобы этому барону потрафить.

– Барон… очень разборчив в еде, – обеспокоился и Атеном. – Действительно, как же я не подумал? – И он куда-то умчался.

Князь Диодор выпил большую кружку кофе с щедрой порцией пресловутой водки, причем питье получилось вовсе неплохим, и отправился соснуть перед ужином. Но едва он сомкнул веки, как его уже будила служанка. На феризе она бойко доложила:

– Месье барон прибыл, принц, его можно увидеть из твоего окна.

Князь, немного посмущавшись этой девицы, все же дошел в ночной рубахе до окна и успел заметить между косами дождя, как к двери главного дома их отеля торопливой рысцой подбегают четверо ливрейных носильщиков, которые тащат узенький портшез. За ним двигались четверо охранников, причем двое несли что-то вроде укороченных бердышей, а двое оказались даже с легкими фузеями, похожими на конногвардейские карабины.

Как они смогут стрелять под таким дождем, почему-то подумал князь, и выгнав служанку, принялся одеваться. В главную гостиную он вошел уже когда барон устроился в кресле перед камином, вытянув вперед ноги. Сначала именно эти вот длинные и чуть кривоватые ноги в шелковых чулках привлекали внимание Диодора.

Лишь потом князь различил сбоку и куртье Атенома, который весело и негромко о чем-то с бароном раговаривал, и Густибуса, который тоже, хотя и с меньшим успехом, кажется, пытался развлекать гостя. Князь подошел к этой живописной компании. Барон поднялся.

Он был на удивление молод, что только заметнее обозначалось тем пушком, который покрывал его щеки и губы и которым барон, без сомнения, гордился, по-крайней мере, он часто его приглаживал тонким, похожим на дамский, платком. Лоб у него был широким, и глаза оказались расставлены так далеко, как Диодор прежде видел только у восточников. Высокие, едва ли не руквацкие скулы барона придавали глазам веселое и какое-то знакомое выражение. Князь с удивлением обнаружил, что феризский банкир походит на одного из его давних знакомых, корнета-кавалериста, который, по слухам, прошедшим летом погиб где-то в степях под Колыванью.

Чтобы соблюсти формальности знакомства, Атеном представил барона. Тот молча протянул ладонь для рукопожатия, хватка у него была крепкой и мозолистой, она выдавала тот секрет, что банкир частенько ходит в хороший фехтовальный зал, где ему спуску не дают, заставляют тренироваться всерьез. При этом он улыбнулся.

– Шевалье д'Ош уже заочно познакомил меня со всеми… обитателями этого имперского отеля. И даже дал точные характеристики каждому.

– Вероятно, не очень лестные, – неожиданно для себя проговорил князь, к тому же, не узнавая своего грудного, сипловатого голоса.

– Напротив, он охарактеризовал каждого из… вашего посольства весьма учтиво.

Говорил барон не очень разборчиво, пожалуй, только в этом и чувствовалось его не вполне благородное происхождение. Дворянство Парса, как заметил князь, гордилось своим феризом, и выговор у них бывал очень четким, даже щегольским, словно произношение было непременным добавленим к родовым грамотам.

– Князь, – проговорил Атеном, – я просил нам подать сюда, людей барона покормят на кухне.

– А батюшка с Дерпеном?

– Батюшка, возможно, не поднимется, он нездоров от сегодняшнего дождя, а месье Дерпен…

Дверь открылась, и в комнату вошли Дерпен с батюшкой Ионой. Оба были в привычной реквацкой одежде, лишь чуть тщательней, чем обычно, на все крючки застегнутой. Оба выглядели в этом зале немного чужими, на взгляд князя, хотя ему бы следовало ощущать чужой всю эту обстановку, и камин, и этого вот барона, а вовсе не своих соотечественников.

Расселись. Князь заметил, что все почти с интересом ждут, что им предложат. Мейстерина со служанкой, которая за ней неотступно следовала, торжественно стала обносить всех ужином. На взгляд имперцев, снедь была выше похвал, хотя и не приготовленная здесь, а как догадался каждый, привезенная с кухни посольства, потому что ничего подобного у них прежде не бывало.

Тут оказались и перепелиные пироги, и устрицы под очень светлое, шипучее вино, и какие-то паштеты и даже сыр под зверской силы бульон, раскаленный, как железо в горниле. К тому же, вдоволь было фруктов, чему сам Диодор обрадовался, от чрезмерно перченой и вообще набитой специями парской кухни у него быстро пропадал аппетит.

А вот месье Ротшест обозревал стол с лениво скрытым неодобрением, причем, настолько, что это заметил Атеном и принялся многословно ссылаться на походные условия жизни имперцев, и барон-банкир, вздохнув, покорился.

Так они и сидели, о деле, памятуя один из советов посла князя Притуна, Диодор за кушаньями не заговаривал. Лишь когда все сколько-то насытились, а блики огня все заметнее стали играть на стенах зала, барон проговорил:

– Нужно все же было приехать ко мне, господа. У меня бы ужин прошел и вкуснее, и веселее, если бы вы того пожелали.

Князь припомнил, что о нем рассказывал Атеном. Свое богатство барон получил от деда, почему-то, в силу каких-то непонятных семейных обстоятельств, оно миновало его отца, о котором Атеном знал очень мало, как похоже, вообще очень мало было известно в Парсе. За годы после своего совершеннолетия, барон приумножил состояние весьма умело, потому что и дед его едва ли не с детства вводил в торговые и банковские дела, да и получил он недурное образование, нацеленное именно на экономические знания, на денежные и торгово-банкирские операции.

При этом, объяснил Атеном, барон считался куда как светским человеком, он был вхож в лучшие дома королевства, и даже приближен ко двору, бывал на балах, и разумеется, за ним числилось три или четыре дуэли, вызванные любовными похождениями. Конечно, это были местные, куда как нестрашные дуэли, мало схожие с теми, какие были приняты в Империи, где дуэлянты рубились отчаянно, а стреляться вообще было принято не дальше шести шагов.