Ева Фёллер - Золотой мост [litres]

– Она вообще не умеет считать, – сказал месье Мирабо. – Даже простейшие суммы сложить не могла.

Это обстоятельство прямо-таки расположило меня к Жюли. Описанная работа не показалась такой уж тяжелой. Никакого меню не существовало, тем более что большинство людей не умели читать, и кроме того, на выбор предлагалось всего три блюда – гороховый суп со шпиком, мясо с хлебом и холодная закуска из ветчины, колбасы или сыра. Напитки были тоже лишь трех видов: красное вино, белое вино и пиво. Готовые блюда выставлялись в кухне на большом комоде, напитки разливались у барной стойки. От меня требовалось только забирать их и относить на столы. В принципе, ничего особенного, и младенец бы справился.

Через час голова у меня шла кругом, и я совершенно запуталась. А началось все очень безобидно – с фартука. Служанка дала мне его со словами, мол, пригодится. Но я отказалась, потому что эта гадость была усеяна жирными пятнами и воняла. Я не хотела, когда появится Себастьяно, снова выглядеть так, словно проползла на животе пол-Парижа. В конце концов, мне нужно было произвести на него хорошее впечатление, чтобы он как можно скорее вспомнил меня, и это тем вернее удастся, чем больше я буду похожа на саму себя, а не на половую тряпку на ножках.

В общем, я принялась за работу без фартука, и это оказалось большой ошибкой, ведь мне пришлось таскать столько мисок с переливающимся через край супом и столько тарелок и блюд, с которых тек жир, что скоро платье спереди выглядело гораздо хуже, чем фартук. Те восемь человек, что уже отобедали, были, так сказать, ранней сменой. Только я успела убрать за ними пустые тарелки, горшки и блюда, как нахлынула следующая волна дневных посетителей, и их было действительно много. Шумные и голодные, они ввалились в таверну, втиснулись за столы и стали во все горло требовать обслуживания, то есть меня. В секунду помещение набилось до отказа. На скамьях сидело чуть не вдвое больше людей, чем полагалось, и все хотели получить свою еду немедленно. Напитки, конечно же, тоже – и как можно больше. Я беспрерывно носилась между столами, кухней и барной стойкой, пот лился с меня ручьем, потому что становилось все жарче. Окна были открыты нараспашку, но беготня туда-сюда действовала почище сдвоенного занятия по легкой атлетике у господина Шиндельмайера, нашего учителя физкультуры, которого все звали просто Живодером. К тому же постоянно приходилось забегать на кухню, где было по меньшей мере еще на десять градусов жарче. В этой парилке моя коса расплелась, и волосы беспорядочными прядями спадали на лицо. Красивое, когда-то чистое платье все больше покрывалось пятнами, а голова казалась забитой липкой жвачкой. Когда посетителей набралось больше тридцати, я уже никак не могла запомнить, кто из них что заказал, и, соответственно, дело шло очень медленно. Несколько раз я приносила не ту еду, про какие-то заказы забыла вообще. Когда прозвучали первые жалобы, месье Мирабо задал мне при всех хорошую взбучку.

– Что же ты за безмозглое, нерадивое существо! Я уже начинаю жалеть, что по доброте сердечной предложил тебе оплату и еду! И уж в любом случае мне жаль, что по договору с твоим кузеном я не могу тебя отлупить, потому что сделал бы это сейчас с огромным удовольствием!

Люди за столами засмеялись. Я чувствовала себя совершенно уничтоженной и уже была готова сдаться и пойти к Гастону, чтобы он придумал какой-нибудь другой план, но потом, сцепив зубы, при следующем заходе на кухню спросила месье Мирабо, есть ли у него чем писать.

Он уставился на меня, как на пришельца из космоса.

– Зачем это тебе, девчонка?

– Ну, чтобы писать.

– Ты умеешь писать? – осведомился он, вне себя от удивления.

– Да. Я хочу записывать заказы, так дело пойдет быстрее.

По-прежнему пребывая в замешательстве, он принес восковую дощечку и грифель – блокнотов и карандашей в это время, конечно, еще не было. Я сообразила, как это работает – острым концом пишешь, а тупым, широким, стираешь записи, и опять появляется место для новых. Фартук мне все-таки пригодился, потому что в нем был большой карман, куда я могла класть дощечку, когда несла еду и напитки или собирала грязные тарелки и бокалы. Теперь все пошло гораздо лучше. Я пронумеровала столы и разделила дощечку на три столбика для заказов, благодаря чему ни разу больше не ошиблась и ничего не забыла. Я заметила, что люди шушукались – вероятно, не каждый день увидишь грамотную подавальщицу, – но меня это совершенно не волновало. Месье Мирабо, преодолев сомнения, тоже был более чем доволен моим эффективным методом работы. Ему даже пришло в голову, что, может, я и считать умею достаточно для того, чтобы принимать оплату. Тогда у него появилось бы время для приготовления рагу из оленины – задачи, по словам месье Мирабо, очень сложной и требующей самой высокой степени концентрации. Я тут же заявила, что в цифрах разбираюсь плохо (и по меркам моего собственного времени вовсе не лгала). В ответ он, грустно пожав плечами, предположил, что вставить в голову бабы отсутствующие мозги не удалось бы, пожалуй, даже самому старательному учителю.

Несмотря на утомительную работу, время тянулось мучительно медленно. Часы мне были не нужны, потому что колокола всех окрестных соборов очень кстати били каждый час. Некоторые звонили даже каждые пятнадцать и тридцать минут, поэтому все знали, сколько сейчас времени. В Париже почти на каждом углу стоял какой-нибудь собор или монастырь с колокольней, и не услышать перезвон было просто невозможно. Я пахала час за часом, а Себастьяно так и не появился. Постепенно я начала нервничать и задаваться вопросом, все ли верно разузнал Гастон. В конце концов, Себастьяно мог приходить сюда вовсе не каждый день, а всего лишь раз или два в неделю. А я буду зря торчать тут как дура.

В «Золотом петухе» все еще царило оживление, хотя суматоха несколько улеглась. Приходили в основном торговцы с рынка и владельцы лавок, иногда вместе с женами – солидные господа, желавшие просто спокойно поесть. Но чуть позже я разволновалась, потому что после часа дня в таверне стали появляться мушкетеры. Они уже полностью заняли один из столов.

– Откуда здесь так много мушкетеров? – спросила я как бы между прочим у месье Мирабо, забирая на кухне очередную порцию воловьего жаркого.

– Рядом казарма гвардейских частей. Но многие молодые господа и живут в округе, они каждый день у нас едят. Отличные клиенты, большинство из них – древняя знать. Храбрые офицеры. Гордость короля и кардинала. Будь с ними пообходительней, дитя мое!

Некоторые мушкетеры появлялись тоже в сопровождении дам. Под конец вошли пятеро гвардейцев в прекрасном расположении духа в компании двух девушек моего возраста. Обе расфуфыренные, с нарумяненными щеками, завитыми локонами и кружевными декольте. Принарядились и гвардейцы. Расстегнутые из-за жары камзолы были украшены золотой тесьмой, рубашки с пышными рюшами, сапоги надраены до блеска, а перевязи для шпаг обшиты серебром. Широкополые шляпы с перьями полетели на прибитую рядом с входной дверью полку, перевязи с оружием были повешены на крючки за скамьями, где их владельцы в любой момент могли до них дотянуться. Не прерывая оживленной болтовни, мушкетеры расположились за последним свободным столом. Обливаясь потом, на отяжелевших ногах я потащилась к новым посетителям, чтобы принять заказ. Надежда на то, что Себастьяно еще появится, почти улетучилась. Но в эту самую минуту подоспел еще один припозднившийся посетитель. Сняв шляпу, он положил ее к остальным и стал оглядываться в поисках своей компании. От страха я выронила восковую дощечку. Это был Себастьяно.