Руслан Агишев - Взять своё [СИ]

Слушая Толстяка, Квин сглотнул тягучую слюну. Куски жаренного мяса прямо в живую встали перед его глазами. И, казалось, протяни лишь руку и возьми этот ароматный, истекающий жиром кусок мяса.

— А выпивка… Сколько там было выпивки! Это рай, братья! Я такого пива никогда не пил! — надувал щеки Толстяк от возбуждения. — Вино рекой. Каждый глоток, как сказка.

Со стороны нар поднялась одна фигуру и, шатаясь, тоже направилась к стоявшей кучке. Это был очнувшийся Бури с красными как у безумного кролика глазами.

— Толстяк, расскажи им про баб, — буркнул он и подняв здоровенный кувшин с водой, присосался к нему. — …

БАБЫ! Едва только прозвучало это слово, байки Толстяка про жратву и выпивку были мгновенно забыты. Легионеры, многие из которых уже несколько месяцев не видели ни одной женщины, чуть на стены пещеры не полезли.

— Ребята, там были такие девки, — заговорщическим тоном продолжил Хек, привалившись к стене. — Сиськи — во! Ляжки — во! — если честно, то из округляющих замахов руками у Хека вырисовывались женские прелести просто чудовищно размера. — Я говорю вам, они были именно такие! Трактирная Марта из нашего гарнизона глядя на них просто лила бы горючие слезы!

Еще через некоторое время, когда легионеры перешли к обсуждению подробностей «райских» суток, Квин отошел от них. Главное, Толстяк уже рассказал и дальше пошла лишь обычная болтовня, в которой толку для сотника было ни на грош…

«Вот, значит, о каком подарке говорил Владыка». Размышлял Квин, вновь усевшись на свои нары. «Он кормил и поил их от пуза. Привел девок. Толстяк еще говорил о каких-то золотых стенах и поле. А их одежда? Это же настоящий шелк! Да, его не каждый сотник мог позволить… Чего добивается этот коротышка? И что он готовит еще?».

В этот момент Хек вдруг вскакивает с места.

— А это?! Вы видели это?! — ревет он, вытаскивая из складок своей рубахи какой-то сверток. — Вот! Кинжал из настоящего гномьего железа! Глава клана одарил таким каждого из нас! — Квин повернул голову и тут же словно прирос глазами к сверкающему черному блеску клинка, которым Толстяк тыкал вверх. — Вот! И он сказал, что точно такой же получит каждый стахановец. Ну тот, кто будет лучше всех трудиться.

… Надо ли говорить, что в этот и последующий дни нормы в три вагонетки руды легионеры Квина не просто перевыполняли, а многократно перевыполняли. В один день, полумертвые от усталости, они вообще приволокли к воротам десять вагонеток, доверху груженных красной рудой.

В такое время редко что бродил по Широченскому лесу, известному своими глубокими оврагами, непроходимыми буреломами. Дикое зверье даже сюда особо не заглядывало: далеко, да и поживиться особо нечем.

Однако, если же кто бы решился в ночное время углубиться в дремучую чащу, то немало бы удивился увиденному. Там в самой глубине, далеко от торгового тракта и лесных тропок, он сразу бы почувствовал дым костра, запах готовящейся похлебки и лошадей. Подойдя же еще ближе, меж стоявших стеной деревьев странник заметил бы и множество огоньков от костров, вокруг которых стояли заваленные снегом шалаши.

… А путник все же был. Вот он, чуть высунувшись из-за ствола мощного дуба, с любопытством вглядывался в лежавший далеко в глубине оврага лагерь.

— Далеко же они забрались, — пробормотал мужчина, поправляя глубокий капюшон теплого плаща. — Так просто и не найдешь… Шалаши, засека, а это, кажется, патруль… Чувствуется твердая рука дяди.

Это был король Роланд собственной персоной. Живой и здоровый, правда злой, как тысяча чертей.

— Черти, обстроились тут, словно вечно прятаться собрались, — шептал Роланд, пробираясь на снегоступах по глубокому снегу. — Так все рыцари от нас и разбегутся, если уже не разбежались. Не прятаться надо, как крысы по норам, а сражаться… Ничего, ничего, потеряно еще не все. А как только сдохнет эта тварь, мы сможем побороться на равных.

С бормотания, всеми похороненный король, подбирался к лагерю все ближе и ближе. «Главное, не медлить. У нас уже не остается больше времени. Весной, Сульде двинется на юг и тогда падут последние верные короне крепости. Это будет конец!». Его снегоступы с мягким хрустом впечатывались в снег, оставляя после себя диковинные следы. «Значит, надо спешить. Сегодня же нужно будет послать верного человека в столицу. Надо во чтобы то ни было добраться до кузена. От того, как он себя поведет, зависит слишком многое… А если он предатель? Корона слишком притягательна и не каждый справиться с таким соблазном. Нет! Он не такой!».

В этот момент Роланд осторожно протискивался в узкий проход, образовавшийся между десятки сваленных друг на друга деревьев. Широкие снегоступы пролазили с трудом и все время норовили зацепиться за торчавшие над снегом корни выкорчеванных деревьев.

— Проклятье… А-а! — тут сверху на него свалился кто-то тяжелый и сильный и буквально впечатал его в снег. — …

— Вяжи его братцы! Падлюка! — по ребрам короля тут же прилетел хороший смачный удар сапогом. — Еще лазутчика взяли. Люк, давай мухой к господину. Доложи, что лазутчика взяли. Вынюхивал тут… А вы, что встали как вкопанные? Проверьте, вдруг с ним еще кто есть?!

Не успевшего опомниться Роланда уже поволокли в сторону лагеря, время от времени награждая тумаками и оскорблениями.

— Что, шаморская подстилка, подзаработать решил? Ха-ха-ха, — слышалось откуда-то сверху. — Ну, так считай петлю ту уже заработал. Его Величество полной мерой отмерит тебе.

Наконец, его бросили лицом вниз в снег. Крепко связанный Роланд не мог пошевелить ни рукой ни ногой. Ему оставалось только ждать, когда его узнают и все вернется на круги своя… И странно, что у него даже мысли не возникало о том, что он, Роланд, может уже оказаться совершенно лишним.

— Ваша светлость, лазутчика взяли на северной границе, — кому-то начал докладывать его конвоир. — Вот его вещи: гномий кинжал, припасы, какая-то бумага.

— Поднимите этого ублюдка, — Роланд сразу же узнал говорившего; это был Крэгвул, его дядя и канцлер королевства. — А теперь идите все прочь! — раздавшийся хруст снега говорил, что стража отошла подальше. — А-а, Роланд, — и что-то тон его был отнюдь не радостным, а скорее наоборот. — Все-таки ты жив. Не смогли они тебя убить… Догадывался я, что ты им не по зубам.

Выплюнувший снег из рта, Роланд не сразу заметил эту перемену в дяде. Он все еще совершенно искренне считал, что со времен его пропажи ничего не изменилось.

— Дядя, прикажи меня развязать. И пусть подадут горячего вина. Пить хочу. Спасу нет, — однако, тот и не думал его развязывать. — Дядя, ты что меня не слышишь? Развяжи меня!