Антон Близников - Россия 2270 [СИ]

— Своя смерть — это избавление от всех проблем, мук, страданий, холода и голода. Однако я её не хочу. У меня нет стимула или желания умирать. Меня не обрадовал этот момент, но я тут ничего не поделаю. Я думаю, что я справлюсь. Всё будет хорошо, — я сделал короткую паузу, а затем добавил то, о чём думал весь день: — Может ты и Борис не пойдёте? Нет никакой необходимости идти именно вам. Нужны я, Мия, Николай и Артём. Вы можете уйти сейчас и дождаться меня у дома Бориса. Я приду, когда всё закончится, обещаю.

— Нет. Я буду сражаться рядом с тобой, даже не думай отговаривать. Если ты умрёшь в момент этого обряда, то я просто должна быть рядом. Я не хочу думать об этом сидя дома. Ты бы смог сидеть дома? Нет. Ты бы побежал за нами. Вот и мы не будем где-то там сидеть. Мы идём с тобой и будем с тобой до конца.

— Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

— Мы тоже не хотим. Значит будем делать всё, чтобы правда ничего не случилось, хорошо?

Я крепко обнял Настю. Я уверен, что у нас двоих были мысли о том, что это, возможно, последние объятия в нашей жизни. В этот момент Борис зашёл в палатку.

— Пошли, сядем у нашего костра, у меня есть пара слов.

— У меня тоже, — я встал и дал руку Насте. Она посмотрела на меня мокрыми от слёз глазами и тоже встала.

Мы пошли к костру, который был немного в стороне от лагеря. У костра уже сидела Мия и, на моё удивление, Артём.

— Артём? Он решил с нами посидеть? — спросил я у Бориса, пока мы не подошли слишком близко к костру.

— Я его пригласил. Чего он будет один молча в палатке сидеть. У него тут нет друзей.

— Ты прав. Молодец.

У костра, помимо тёплой, душевной атмосферы, был горячий чай и лежала гитара, которую Борис тут же взял в руки.

— Песня? — улыбнувшись спросила Настя?

— Да, накидал тут пару строк в корабле. Думаю, вы сразу поймёте о чём она.

Немного настроив гитару и бряцнув пару раз по струнам, он начал:

Песня о бое.

— Как вам? — сказал Борис, отложив гитару в сторону.

— Такие воспоминания. Мы столько раз могли помереть, но мы всё ещё тут, вокруг костра, — сказала Настя.

— Крепкие вы ребята. Я в своей деревне не воевал толком, а завтра предстоит тяжелейший бой. Я очень боюсь, я не знаю как себя поведу, — сказал Артём.

— Мы все боимся, Артём. Нет людей, которые не боятся битвы. Все мы понимаем, что можем умереть.

— Я тоже никогда не воевала так масштабно, — начала Мия. — Самая крупная перестрелка была против шайки из двенадцати человек. Но тут четыре тысячи идут в атаку. Против врага, которого не ясно сколько и не понятно, как убивать. Если мы все это переживём, то обязательно приезжайте ко мне, я памятники делать буду. И в историю впишу имя каждого бойца, который принимает в этом бою участие.

— Всё будет хорошо. Знал бы мой отец, что сейчас происходит, никогда бы не поверил. Я был каким-то сорванцом, жалким охранником, жадным наёмником. А сейчас меня будут сопровождать четыре тысячи человек. И возможно я умру.

— Нет, не должен, — сказал Борис.

— Ты если что напиши об этом песню. Только, чтобы я в ней красиво умер, — усмехнулся я.

— Вот напишу, послушаешь, и сам скажешь, как переписать, ясно? — строго сказал Борис.

— Жаль я вас раньше не знал, — сказал Артём с ноткой зависти.

— Ты бы разочаровался, — рассмеялась Настя. — Мы очень многое прошли вместе, Артём. То, что прошли Антон с Борисом — история, достойная отдельной книги.

— Да брось ты, в мире много драмы и интересных историй, помимо этой, — я зачерпнул чай из общего ковша. — Но наша общая история, вот таких точно никогда не будет.

— Надеюсь, — сказала Мия и тоже принялась пить чай.

— Я не знаю, что я буду делать, если кто-нибудь из вас умрёт, — начал Борис. — Я банально домой не смогу вернуться. Без вас там будет пусто. Меня убьёт этот дом.

— Я тоже не могу представить, да никто не из нас не может. Но, — я вздохнул, — если такое случиться, то мы всё равно должны это как-то пережить. Наверное.

— Наверное, — усмехнувшись подметила Настя. — Ты сам в этом не уверен. Не будем торопить судьбу. Хватит гадать. Тем более осталось меньше суток, чтобы всё это свершилось. Завтра мы уже, возможно, не ляжем спать. А тратим время впустую, с учётом того, что это может быть наша последняя встреча.

— Кстати про нашу службу Броненосцам никто ничего не спросил, — сказал я.

— Да им похер на нас. Чего сейчас в этом копаться. Ситуация не та, — ответил Борис.

— Может быть, — я смотрел в огонь костра, который плясал и завораживал, а лагерь тем временем оживал.

Оставшуюся часть вечера мы просидели у костра под песни Бориса, наблюдая за сбором и подготовкой солдат. Грузовики уже выстроились в порядок, в котором будут уходить к объекту, а солдаты загрузили внутрь свои вещи. По утру им надо будет взять только то, что они несут на себе, сесть и уехать. Ну и завтрак. Утром обязательно будет завтрак. Мы снова едем одними из первых, но не в грузовике, а в отдельном бронетранспортёре Владимира.

Первым от костра ушёл Артём. Спустя час разошлись и мы. На сердце была тоска. Мне жутко не хотелось, чтобы это была наша последняя встреча. Перед тем, как лечь спать я снова проверил свои вещи. Потом мы сдвинули наши кровати вместе и легли.

— Я люблю тебя, — сказала Настя, глядя мне в глаза и отвернулась.

— Я тоже тебя люблю, — я услышал, как она плачет. Но ничего не мог с этим сделать. Я обнял её сильнее. Ей страшно. Мне тоже, но я стараюсь этого не показывать. Вскоре её плачь перешёл на рыдание. Она повернулась ко мне и прижалась. Спустя несколько минут успокоилась и уснула.

Я долго лежал, не закрывая глаз. Думал над всем. Мысли шли бесконечной чередой, нитью, которая никак не заканчивалась. Мне казалось, что в тёмном углу палатки сидит Делгроз и смотрит на всё это. Для них люди — что-то не понятное. Они не понимают наших эмоций, хотя сами умеют чувствовать. По крайней мере я так думаю. Я не заметил, как сон пришёл ко мне.

Утром нас подняла сирена. Я даже не предполагал о наличие таковой в лагере, зато встали все быстро. Мы с Настей не торопясь помогли друг другу надеть свою броню.

— Вот и настал этот день, — сказала она, застёгивая на мне бронежилет.