Александр Ледащёв - Редхард по прозвищу Враг-с-улыбкой [СИ]

Вначале он побывал на пепелище сада Ролло Огонька, еще на своей земле, куда он вернулся после приключения с Горным Отшельником. Там он и нашел клад Огонька, который и привез его родным сюда, в страну величественных фьордов, высоких гор, прекрасных долин, страной, над которой словно зависла печать некоторой суровости.

Родные, дружно решив, что Враг-с-улыбкой сумасшедший, деньги все же взяли и Редхард остановился у них пожить. Ему не хотелось домой. Обихаживали его, как могли, а крепкогрудая дочь хозяина постоянно то роняла из рук вещи, когда он, задумавшись, смотрел на нее, то, неся дрова для печи или ведро воды, словно случайно, всем своим видом давала понять, что ей недурно было бы помочь, что Редхард и делал. Забирая дрова из девичьих рук, он всегда ощущал, что Герда прижимается к его рукам своей грудью, но похоти в этом порыве не было, а было нечто иное, она словно отчаянно хотела передать ему себя всю.

И что бы ему, бродяге, было с ней делать? Увезти на родную землю? Она умерла бы от тоски по своим фьордам, да и даже Реббе отказал он в праве сопровождать себя, не надеясь защитить, а уж здесь… Нет, нельзя давать воли своим первым порывам. Обесчестить дочь приютивших тебя людей было бы как-то не совсем хорошо. Поэтому он все чаще сидел на краю обрыва, глядя в моря. Не понимая, что гонит его все вперед и вперед и что он хочет теперь найти. Раньше все было куда проще. Есть работа, есть деньги, есть повод двигаться вперед. Денег у него теперь было немало, после Веселого Леса и Горного Отшельника он здорово подзаработал. Но ему, как и на Востоке, не хватало дела. Он уже немало слышал и от хозяев дома, родного брата Огонька и его жены, а также и от Герды, кто населяет эти горы, воды и фьорды. Также они обучили его, как не раздражать местную нежить без нужды. Знания эти не раз пригодились ему, когда он уходил погулять в горы или выходил в море на рыбачьей лодке Олафа, как звали брата Ролло. Такая лодка звалась «аск» и, по сути, была обычным челном, выдолбленным из ствола дерева. Как и везде, нежить и нечисть ревниво охраняли свои границы и не стоило бесплатно искать забот на свою голову, если можно было попросту договориться. С некоторыми договариваться же было бесполезно.

Живя у родни Ролло, Редхард начал понимать, откуда взялось это неистовое буйство, одолевавшее порой Огонька, к ужасу мирных посетителей таверн и кабаков. В земле Ролло это было совершенно нормальным поведением подвыпившего мужчины. Люди здесь жили в обычное время мрачноватые, угрюмые, поглощенные тяжелым своим трудом на неласковой северной земле. А потому, когда дорывались они до веселья, то оно носило необузданный характер. Жили здесь люди, не сбиваясь в поселки, предпочитая отдельные родовые усадьбы под управлением главного, как правило, или старшего родича, или главного воителя рода. Нет, конечно, над воинами стоял вождь, звавшийся «хевдингом», а над «хевдингами» стоял «ярл», а над теми, в свою очередь, конунг. Но все же любая усадьба была, по сути, государством в государстве, а споры между жителями разных усадеб нередко приводили к поднятому оружию в честных поединках.

Упоминавшаяся же централизованная власть над миром Черной Пади, конечно, тут тоже имела место, но, скорее, чисто номинальное — слишком хлопотно было бы уследить за всеми вольными вождями, которые были не прочь попиратствовать в море, а то и устроить набег на чей-нибудь берег. Чтобы послать сюда коронные войска, нужен был бы огромный флот. Кроме того, ловить хевдингов с весны до начала осенних бурь не имело смысла, их корабли, как призраки, выходили из туманов то здесь, то там, быстро собирали свой урожай и пропадали в морях. А с началом осенних бурь коронное войско само не рискнуло бы выйти в море, тем более, идти в Северное Море, за которым и лежала родина Ролло Огонька. Что, впрочем, не мешало конунгам то и дело то приносить присягу на верность, то еще как-то демонстрировать лояльность к мудрой власти императора. В конце концов, нельзя долго и бесконечно кого-то дразнить, одно дело — легкий разбой с возвратом части добычи императору в виде исправно платившейся дани, другое — открытое неповиновение. В этом случае, как понимали северяне, император попросту обязан будет прислать сюда войска, причем в судоходное время. А так как их самих тут в это время не будет, то и некому будет защитить их дома и вернутся они к остывшим головням и руинам. Так что основной задачей конунга в сношениях с властью императора было сохранение подобия равновесия и демонстрация полного, безоговорочного послушания. Что те, на протяжении поколений, успешно и проделывали.

Вечерело, когда Редхард возвращался с прогулки домой. Идти было далеко, пока он шел, смерклось окончательно, и он решил попросту заночевать в поле, у нескольких стогов, очень гостеприимно стоявших посреди, как ему показалось, скошенного луга. Он наскоро вспомнил, не надо ли просить кого из нежитей о ночлеге в лесу, вспомнил, что просить об этом без толку и некого, а потом привалился, как всегда, полусидя к пышной и чрезвычайно плотной копне и, пристроив под руки рукояти «огнебоев», а так же меча и шпаги, покурил и вскоре уснул.

Разбудил его сильный удар по затылку, от которого наверняка бы искры из глаз посыпались, если бы глаза не были плотно закрыты. Он открыл глаза, спешно огляделся, уже готовый сражаться. Оказалось, что лежит он на спине, смотрит в ночное небо, а стог, у которого он устроился, исчез. Он приподнялся на локте, внутренне опасаясь, не похитила ли его какая нежить, пока он спал. Нет, это был все тот же луг. Да и стог его не совсем исчез, а степенно, приседая и поднимаясь, водил хоровод посреди скошенного луга с остальными стогами, также ушедшими со своих мест. Присмотревшись, он понял, что у стогов есть и руки, и ноги, а так же и головы. Машинально взвел он курок и щелчок словно громом прозвучал по лугу. Стога остановились, переглянулись и дружно, мягко попирая землю своими небольшими ногами, двинулись к нему.

Редхард достал и второй огнебой. О блуждающих стогах ему слышать еще не доводилось, а потому поможет ли тут серебро, он не знал. Но так было как-то спокойнее.

Стога окружили его, переговариваясь шуршащими, низкими голосами на неведомом ему языке, подозрительно посматривая на него огромными, суровыми глазами из-под соломенных своих бровей. Судя по всему, решали, что делать со свидетелем их танцев на лужку.

— Удумаете мне навредить, стану стрелять, — уведомил Редхард плясунов. Один тяжело вздохнул, другие, в свою очередь, тоже тяжело вздохнули. Тот, кто вздохнул, первым заговорил мягким, шелестящим слегка басом.

— Вот что вы, люди, за народ дурацкий, а? Сразу «стрелять, рубить, жечь». Тьфу, — он был явно расстроен.