Татьяна Дмитренко - Право на месть

Золотые глаза с жадностью впитывали краски окружающего мира, солнце за его спиной всходило над долиной, и монастырь, стоящий почти на вершине неприступной скалы, окрашивался нестерпимо оранжевым цветом и украшался синими тенями там, куда солнечные лучи не достигали. Краски утра проступали невообразимыми оттенками всех цветов радуги на окружающих скалах. И эльфу, онемевшему от игры изменчивого света, скалы казались редкими драгоценностями, возлежащими на тёмно-синем бархате неба.

Орассэ полной грудью вдыхал холодный чистый воздух вершин, пахнувший льдом, апельсином и почему-то пчелиным воском и совсем не замечал собственных слёз, проложивших дорожки по впалым щекам. Он откинул голову на подголовник кресла и уснул, обессилев от переживаний, даже во сне не веря, что вырвался из лап церковного правосудия. Монах-сопровождающий отступил к выходу и пристроился на корточках за его спиной в ожидании настоятеля.

Ас-Мэй отпустил служителя и устроился в соседнем кресле, исподволь разглядывая спящего эльфа. Перворождённый почти терялся в груде одеял, золотые волосы, заплетённые в короткую косу, выбивались из-под головной повязки, лишенной родовой вышивки, значит либо перед ним изгнанник, либо эльф, добровольно отринувший собственный род.

Настоятель осторожно установил на балюстраду сосуд с лекарским эликсиром, закутанный в войлок кувшинчик бульона, две чаши и маленький мешочек с эльфийским лакомством, приготовленным его поварами специально для болящего.

Эльф открыл глаза, однако настоятель жестом велел молчать и помог поднести к губам кувшинчик. Замечательные глаза у этого эльфа - золотой песок, пересыпающийся в прозрачно-голубой воде. Узкое лицо послушно отражает чувства, обуревающие владельца, чего не скажешь о ранее виденных настоятелем перворождённых. Ас-Мэй помог эльфу допить эликсир, одновременно вспоминая замкнутые, надменные, исполненные невыразимого превосходства лики его сородичей, изредка имевших наглость избирать приют монастыря в качестве придорожной таверны. Ас-Мэй иногда позволял себе беглую усмешку, вспоминая, с какой изысканной вежливостью, граничащей с тонким оскорблением, ставили на место таких визитёров адепты монастыря.

Настоятель весьма рассчитывал на спасённого его драгоценными гостями эльфа, ибо возрождать школу стихийных волшебников придётся на совершенно пустом месте, утрачены книги, учителя, потерян многовековой опыт воспитания детей, одарённых стихийной силой. А этот эльф может знать многое, собственно, уважаемая Брента это и подтвердила. Брат Зо также высказал предположение, что пребывание Орассэ в подвалах ордена, скорее всего, связано как раз со его стихийным прошлым, ибо эльфу в своё время довелось преподавать совместно с наставником Глэдиусом в столичной школе волшебников.

Настоятелю понравилось, как именно Орассэ высказал благодарность за приют и спасение - в немногих словах, но очень сердечно, совсем не по-эльфийски.

- Мы ещё вернёмся к благодарностям, достойный Орассэ, - Ас-Мэй отпил из своей чашечки тот же укрепляющий эликсир, - нынче ваша основная забота - обрести силы, в том числе и магическую составляющую силы перворождённого. Я очень рассчитываю на вас.

- Я предпочел бы обращение на «ты», господин настоятель, если не возражаете. Добрая слава монастыря Вайн-Тай общеизвестна и моё уважение к человеку, переломившему ход истории, безмерно, - эльф утомленно замолчал.

- Отдыхай, дорогой гость, о твоём здоровье позаботятся. Сейчас я оставлю тебя, но взамен ты побеседуешь со стихийной волшебницей, она желает обсудить твоё дальнейшее лечение. Известный тебе наставник Глэдиус присоединится к вам позднее.

Ас-Мэй отдал поклон склонившему голову эльфу и пустился в длинный путь к подножию башни. Каменная винтовая лестница и потолок башни отразили негромкий смех настоятеля.

«Изменивший историю» - подумать только, значит, эльфам известно, как именно настоятель Ас-Мэй пресекал все попытки дворян и аристократов Хасуна использовать его служителей в качестве наёмных убийц и заговорщиков. Кое-кого пришлось отправить на встречу с Творцом раньше, чем тому бы хотелось, а кое-кому довелось изрядно укоротить амбиции вместе с отчуждением родовых имений - почему-то угроза кошельку и состоянию воспринимается гораздо серьезнее, чем угроза жизни. Вот вам ещё одно подтверждение существования шпионской сети перворождённых, они, разумеется, презирают «человеков», но тайно следить за ними не считают зазорным.

Эльф прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной, свободой и ощущением чистоты, воспоминания о пребывании в пыточной ордена он заблокировал в тот же момент, как почуял небольшой объём восстановившейся силы, ещё будет время проанализировать кто, как, куда и отчего. А пока... эльф аккуратно потянул на себя энергию светила, его кровеносные сосуды словно омылись изнутри горячим светом. Достаточно - сказал себе Орассэ и открыл глаза.

На месте настоятеля расположилась немолодая целительница в хасунском наряде. Рядом с нею в невидимом «кресле» восседал... да, именно призрак. Чернокожий призрак, эльф просто глазам не верил!

- Рада видеть тебя в добром здравии, дорогой Орассэ.

Эльф приподнял узкую бровь, старуха обратилась к нему, как старая знакомая. Он открыл было рот, но старуха пресекла его потуги останавливающим жестом.

- Не трудись благодарить, я всего лишь вернула долг жизни.

Чернокожий призрак выставил вокруг них ограничивающую сферу, и эльф с интересом проследил тающий в воздухе каркас заклинания.

- Это, чтобы ты не нанёс себе вреда резкими движениями, - пояснила старуха.

Эльф рассмеялся:

- Уж не думаешь ли ты, достойная госпожа, что я попытаюсь фехтовать или пожелаю научиться летать, как птица?

- Всё может случиться впервые в жизни, дорогой Орассэ,- Брента пожала плечами и поставила перед ним открытую шкатулку с его утраченными ножами. И сменила личину.

Перворождённый на миг закрыл глаза, а затем... не замечая покатившейся шкатулки, сорвался с места. Брента едва успела подхватить лёгкое тело побратима и возблагодарила Бен-Асатура, остановившего их обнявшиеся тела у края балюстрады.

Побратимы надолго замерли. Одновременно разжав объятия, отстранились, долго вглядывались в лица друг друга, не замечая текущих слёз и снова крепко обнялись.

... Они проговорили до заката, проведя весь день, короткий вечер и часть ночи под благословенными небесами горного Хасуна, и, беседуя, эльф всё перебирал в шкатулке метательные ножи, дышал на матовую сталь, протирал краем одеяла потеплевшие клинки. Семь ножей по-прежнему фонили родовой магией и так же послушно крепились на теле простым нажатием. Орассэ положил себе не вспоминать и тем более не рассказывать Бренте какую роль чуть было не сыграли эти ножи в её судьбе много лет назад. Теперь это было неважно, ибо они не стали снова смешивать кровь и восстанавливать былую связь, не было в этом никакого смысла. Похоже, усмехнулась Брента, оба они настолько повзрослели, что сочли несущественным святое соблюдение старинных обычаев. Всё совместно пережитое связывает их гораздо крепче уз крови.