Гэв Торп - Время Легенд: История Раскола

— Тогда тебе нечего предложить вовсе. Весь Нагарит предан мне, и льстивые капитаны, и дворяне, и все легко заменимы. Что изменится от того, что у меня появится ещё один подобострастный прихлебатель?

— Ничего, ваше величество, — ответила Хеллеброн, сдерживая слёзы, поклявшись, что её слабости королева не увидит.

— Превосходная попытка, дитя, — сказала королева. — Но твои губы дрожат, и я вижу по твоим глазам, что стыд уже сломил тебя. Не думай, однако, что жалость может поколебать меня. Ты слаба и испорчена, как и многие из твоего поколения. Я разочарована в том, что твой отец не воспитал тебя лучше. Я ожидала большего от дочери Аландриана. Может быть, в этом вина твоей матери.

Плотина, наконец, прорвалась, и Хеллеброн разрыдалась, закрыв лицо руками. Она почувствовала, как королева встала. Морати положила руку ей на плечо и прошептала в ухо:

— Запомни это унижение, моё прелестное дитя, — сказала королева. — Запомни этот момент слабости и осознай, что будущее Нагарита находится в руках тех, кто гораздо сильнее тебя. Приходи ко мне, когда у тебя будет что-то, что ты сможешь предложить своему народу.

Хеллеброн почувствовала крепкую хватку на руке и смахнула слёзы с лица, когда Морати подняла её вверх.

— Я сожалею, — произнесла она.

— Сожалеешь за меня или сожалеешь за себя, дитя?

Умоляюще повернувшись к королеве, Хеллеброн увидела, что ни капли сочувствия не было в глазах Морати, чёрных и твёрдых, словно гранит. Королева провела её к двери и едва ли не вытолкнула в коридор, где дожидалась бритоголовая служанка, которая с хитрой ухмылкой посмотрела на растрёпанную княжну.

— Морай-хег жестока, и она сплела для тебя ничем не примечательную судьбу, Хеллеброн, — сказала Морати. — Завтра я даже не вспомню твоего имени.

Служанка зашла внутрь, и дверь закрылась, стук захлопнувшейся двери был для Хеллеброн как глухой звук воткнувшегося в плаху топора палача, отрубившего мечты Хеллеброн.

Оставшись одна, княжна вытерла слёзы и метнула острый, словно кинжал, взгляд на закрывшуюся дверь. Она проклинала себя за то, что прибегла к слезам — слезам, что на протяжении многих лет работали для её отца и матери — и прокляла себя ещё раз за то, что не попыталась произвести лучшее впечатление на королеву.

Это было не важно. Хеллеброн знала, что королева всё равно видела её насквозь, к каким бы уловкам она ни прибегла. Впрочем, Морати была не права. Хеллеброн не была слаба. Да, кое-кто и думал, что она действительно была беспомощной пустышкой, но это была просто маска. Гораздо проще заставить других сделать что-либо за вас, если они думали, что вы не в силах сделать это самостоятельно. Как оказалось, Морати была к этому невосприимчива.

Страдая от уязвленной гордости, Хеллеброн шла по коридору, раздумывая, как бы могла доказать Морати, что та ошиблась. Она была княжной, и она заслуживала лучшего. И пусть она пока ещё не знала как, но она заставит Морати увидеть, что та ошиблась, вышвырнув Хеллеброн с таким презрением. Она не могла изучать магию, и никакие учителя не сделали бы из неё прекрасную танцовщицу или певицу, но она должна найти способ, которым бы смогла получить то, что, она считала, должно принадлежать ей. Она отправится в Анлек как законная княжна Нагарита.

«Да, — подумала Хеллеброн. — Придёт день, и Морати вспомнит моё имя и увидит меня такой, какая я есть».

Несмотря на то что Хеллеброн весьма расплывчато описала свою встречу с Морати — и напускное безразличие, если не антипатию, в противоположность раннему восхищению двором Анлека — свет Атель Торалиена быстро смекнул, что она была унижена королевой. Никто не говорил прямо, но Хеллеброн ясно видела это в мелькавшей в глазах окружающих скрытой усмешке и в как бы случайных ремарках, тонко принижавших её статус истинной княжны.

Никогда не уходившая от борьбы, Хеллеброн не стала делать этого и сейчас и не скрылась от шепчущих обвинений. Она присутствовала на каждом празднестве и маскараде, устраивала вечеринки в палатах своего отца и высоко держала голову, когда бывала в общественных местах.

Однако наедине с собой всё было иначе. Оставаясь в одиночестве, она чувствовала, как разочарование переполняло её душу. Несмотря на все напряжённые размышления после встречи с Морати, Хеллеброн никак не могла придумать способа поднять свой статус. Она уже и так получила двойной удар: от нахождения в колониях и от рождения от правителя, который был князем по званию, но не по крови.

В Нагарите не имело никакого значения, что Атель Торалиен был крупнейшим городом колоний и держал в своих руках ключ к будущему народа наггароти. В сердцах рождённых в Нагарите эльфов всегда оставались сомнения в отношении Атель Торалиена, ибо был он спасён князем Малекитом и по закону наггароти являлся завоёванной территорией. Князья и командиры Нагарита с радостью носили золото и драгоценности, прошедшие через порты города, но в их глазах атаель торалиенцы были лишь частично наггароти, лишь чуть выше других княжеств Ултуана, однако для эльфов колоний с этой малости было немного толку.

Так Хеллеброн страдала втайне ото всех, снося завуалированные оскорбления и произносимые с ухмылкой двусмысленные комплименты, каждую ночь обливая слезами подушку, пока острая тоска гнала прочь сон.

После торжественного визита Морати Атель Торалиен изменился. Королева привезла с собой множество жрецов и жриц из Нагарита. Несмотря на то что князь Малекит относился к ним менее чем приветливо, имея мало времени на слабости богов и богинь, однако после его отбытия в пустоши Севера для культов наступило время расцвета.

Различные секты стали частью общественного устройства города, и Хеллеброн, как и остальная знать, также не миновала их. Популярность богов менялась, словно моды и формы стихосложения: за сезон знать города могла присутствовать на мрачном поминании умерших, наблюдая за жрецами Эрет Кхиаль, следующие полгода — за распущенными танцами и оргиями в храме Атарты, а летом банды дворян отправлялись на долгие охоты, посвящая убийства Анаф Раэма.

Церемонии сект стали неотъемлемой частью общественного календаря, и Хеллеброн прикладывала все возможные усилия, чтобы присутствовать на самых значимых, и расточала своё внимание на наиболее уважаемых и благочестивых лидеров. Однако, несмотря на всю её самоотверженность, она всегда находилась где-то на периферии, её не звали выступать на жертвоприношении, не упоминали как одного из благодетелей культа, никогда не предлагали глубже погрузиться в тайны богов, как бы она не демонстрировала своё желание узнать больше.

За пять лет политических игр и покровительства положение Хеллеброн не стало выше ни на йоту. Отчаяние вновь угрожало захлестнуть её, когда религия не смогла дать ей того, что она так отчаянно жаждала. Лидеры культов были недалёкими, жрецы и жрицы боролись друг с другом за большее признание и влияние. Оставаясь разобщёнными, ни одна секта не сможет взять в свои руки достаточно власти, необходимой, чтобы выйти за грань первых на периферии и привлечь внимание Морати.