Дмитрий Гришанин - Тени Тегваара [litres с оптимизированной обложкой]

Возвращаться под сводчатый потолок каминного зала после утреннего воплощения вампиров было, мягко выражаясь, жутковато. Но такова была воля вездесущего Хозяина, а мнение бесправных пленников никого не волновало. В назначенное время облаченный в костюм и при галстуке Артем сидел за столом. И боязливо рассматривал единственное, по сравнению с предыдущим киносеансом, новшество – очень красивый старинный кальян. Из-за него он уже успел схлопотать «горячий привет» от господина экзекутора.

На исполненном в виде вазы сосуде, из полупрозрачного фарфора, были изображены диковинные райские птицы, величественно восседающие, как на тронах, на ветках не менее диковинных райских кущ. Возвышающаяся над вазой бронзовая чаша была отлита в виде ослепительной красоты желтой розы. А соединяющая сосуд с чашей тонкая медная трубка, искусно состаренная до зеленоватого оттенка, была исполнена в виде изящного стебля хрупкого цветка, с шипами и листочками. Выпирающая рядом со «стеблем» из горловины «вазы» толстая гибкая трубка с мундштуком не только не портила образ, напротив, исполненная в виде выползающей из вазы черной змеи (мундштук – змеиная голова), наполняла его зловещим символизмом.

Сходство гениального творения неизвестного мастера с настоящей смертоносной гадюкой, выползающей из вазы с живым цветком, было столь велико, что Артем купился с потрохами. Не заметив поначалу в полумраке столовой сливающуюся со столом змею-мундштук, потянулся к чудесному цветку и тут же, обнаружив-таки жутковатую соседку прекрасного цветка, с матюками опрокинул стул и отпрыгнул в сторону. Он чуть не до обморока напугал сидящую рядом девушку, и заработал от экзекутора хлыстом по спине за нарушение тишины в зале.

Кальян был не только у Артема, курительный прибор стоял на столе перед каждым стулом. Всего стульев вокруг стола осталось тринадцать, и кальянов на столе было тоже ровно тринадцать. Но таких изысканных произведений искусства, как у Артема, на столе больше не было ни у кого. Остальные двенадцать были стандартной формы. Наполненные ароматизированной водой стеклянные сосуды со стальной трубкой, нижний конец которой уходил под воду, почти касаясь дна, а верхний упирался в основание стальной чаши. И с толстой гибкой трубкой, выходящей из горловины сосуда рядом с чашей, заканчивающейся простым деревянным мундштуком.

Когда тринадцать уцелевших после эпидемии воплощения вампиров пленников собрались за столом, к ним с традиционной приветственной речью обратился Хозяин:

– Уважаемые, за два дня знакомства я доставил вам массу неприятных минут. Порой даже болезненно-неприятных. Вы вправе ненавидеть меня. Но сегодня я докажу, что умею дарить не только боль, но и радость. Я попытаюсь отогреть ваши заледеневшие сердца. Точно выполняйте мои указания, и гарантирую, вам будет так хорошо, как еще никогда в жизни не было.

Параллельно с неспешно льющейся из динамиков речью Хозяина в зале появился повар-абрек. Сейчас он был одет, как настоящий лорд: фрак, бабочка, брюки со стрелками, лакированные штиблеты. Густо набриолиненные волосы сверкали в свете прожекторов. Двухдневная щетина была тщательно сбрита – оставленная малость превращена в тонкую ниточку стильных усов, соединенных с изящной модной бородкой. В руках у преображенного горца, вместо привычного ножа, был большой коробок длинных каминных спичек.

Приблизившись к Артему, абрек чиркнул спичкой и, склонившись над кальяном, стал разжигать угли в чаше-розе. Когда над «цветком» заструился дымок, погасил спичку, бросил на пол и, войдя во внутренний полукруг стола, двинулся к следующему кальяну, на ходу разжигая очередную спичку…

Между тем бездушный механический голос продолжил вещать с верхотуры:

– От вас снова потребуется не отрывать глаз от экрана. И еще теперь вам придется во время просмотра курить кальян. Курить должны все, не важно, курили до этого или нет. За здоровье не беспокойтесь, от охлажденного кальянного дыма вреда вашим легким не будет… Уважаемый, как там у нас дела? Все закурены?

– Канэшна, дарагой! – отозвался беззаботно улыбающийся абрек, задымив последний кальян.

– Тогда внимание на экран. Кино начинается! – провозгласил Хозяин и отключился.

Повинуясь его воле, свет погас. К экрану устремились восемь радужных лучей из зрачков-проекторов. Огромное белое полотнище над камином разделилось на восемь секторов: один большой в центре и остальные семь миниатюрных по краям, в каждом демонстрировались приятные глазу виды природы.

В центре шел фильм про океан. Всю картинку от края до края заполняла бесконечная водная гладь с перекатывающимися барашками волн. Камера невидимого оператора медленно скользила по волнам, демонстрируя мощь водной стихии. Синяя гладь тянулась и тянулась вдаль, и казалось, нет ей предела.

Но вот в углу картинки появилась живописная бухта с чистой зеленовато-голубой водой, настолько прозрачной, что при солнечном свете было прекрасно видно ровное каменное дно бухты. Ее окружали по краям обрывистые скалистые берега, соединенные узкой полоской песчаного пляжа. Сразу за пляжем начинались густые заросли тропических джунглей.

С появлением на экране суши стало понятно, что съемка ведется с вершины горы. Где-то на обойденном цивилизацией острове, посреди океана. Таких безымянных островков в тропических широтах тысячи.

Камеру не заинтересовали лес и скалистые края бухты. Она сфокусировалась на узкой полоске прибрежного песка. Из динамиков стали доноситься: приглушенный рокот прибоя и далекие крики чаек. Картина песчаного пляжа и накатывающего прибоя приблизилась и разрослась во весь экран. Одновременно с изображением увеличилась громкость льющихся из динамиков звуков…

Вспомнив о наказе Хозяина, Артем поднес к губам «змеиную голову» и сделал глубокую затяжку. Рот наполнился густым приторно-сладким дымом, который через секунду чудесным образом поменял вкус, превратившись в терпкий, соленый морской воздух. И, перетекая в легкие, вдруг обернулся настоящей морской водой.

Артем захлебнулся. Стал судорожно глотать перемешанный с водой воздух. Разразился яростным кашлем. Пока кашлял, отплевывался и отфыркивался, с окружающим пространством происходили невероятные метаморфозы. Приблизившийся на экране песчаный берег вдруг выпростался из картинки и понесся навстречу. Мрак каминного зала сгинул в ослепительной вспышке солнечного света. Стул утратил твердость и стал мягким, мокрым и холодным. Крики чаек и шум накатывающих на берег волн сделались до дрожи реалистичными. А вдруг взмокшее тело натурально задрожало от порыва невесть откуда взявшегося в столовой свежего ветра. Заслезившиеся от яркого света глаза несколько секунд вообще ничего не видели, лишь отчаянно моргали, избавлялись от кровавой пелены.