Вероника Батхен - Мю Цефея. Дикий домашний зверь

— А ты выходи давай.

Мазай оставил Красотку и медленно выбрался из фургона. Старшой показал ему, где встать: рядом со сгорбившимся водителем у шлакоблочной стены заставы.

— М-да, — буркнул старшой, обводя спящую Красотку лучом света из коптящего фонаря. — Кто погонщик? Ты?

— Я, — не стал отпираться Мазай.

— Совсем вы, степные, охренели… Вы бы еще бармаглота так повезли.

Мазай безучастно пожал плечами, мол, мне поручили — я везу, могу и бармаглота, буде понадобится такой кому в трижды возведенном граде Ушмале.

— Старшой, — угрюмо позвал водитель. — Чего ты нас остановил-то?

— Приедут скоро за вами, — ответил старшой. — В смысле вы-то на хрен никому не нужны, а это чудо в клетку заберут.

— Кто заберет-то?

— Кому положено… Кто-то от Бессмертных. Запрещено же ввозить ящериц в город во время Тризны.

— Так всегда ж возили и ничо!

— Ты поболтай мне тут еще. Жди. И не дергайся.

— Старшой, — позвал Мазай.

Старшой приблизился, направил луч фонаря в лицо, осветил костяные височные подвески с лицами предков, жесткие, выгоревшие волосы степняка, небритый подбородок.

— Чего тебе, рыжеглазый?

— Позвонить от вас можно?

— Начальству моему нажаловаться хочешь? — недовольно спросил старшой.

— У меня жена на сохранении в родильном, в городе, — объяснил Мазай. — Скажу, почто не приеду сегодня…

— А-а-а, — протянул старшой непонятным тоном. — Претендент. Ну иди. Иди, позвони. Рядовой, проводи его. Посмотришь, кому он там на самом деле звонить будет…

Телепровод был новый, меднотрубный. Мазай попросил соединить с храмом домашнего очага, дождался ответа брата-оператора, дождался, пока трубку передадут Лаське, потом рассказывал, что по работе задержится, может, до завтра, может, чуть дольше, да все в порядке, так, застряли в пути. Рядовой при этом хмыкнул и ушел обратно по коридору мимо пустого зарешеченного загончика для задержанных, в застекленный зал у входа. Мазай проводил его взглядом, слушая мягкий голос Ласьки, и, конечно, не стал говорить ей ничего о том, что провалил задание, что не будет серебряных слитков в форме бычьей головы на чаше медицинских весов. Ничто не остановит чашу с их сыном от звонкого удара об медный стол. И значит, не будет в городе нового человека — будет еще одно жертвоприношение первенца на алтаре домашнего очага города Ушмаля. Он, конечно, ничего не стал говорить. У него есть еще время до родов. Но совсем мало. Со дня на день.

Со дня на день.

Мазай слушал голос Ласьки и ни о чем не думал. Было видно, что к заставе подъехал еще квадратный грузовик, встал за их фурой. Даже не грузовик — а целый броневик вроде тех, что патрулируют Дельту. Из грузовика на дорогу выбрался служилый, одетый с ног до головы в анатомические доспехи. Подошел к старшому, перекинулся с ним парой слов, покачал головой в шлеме, отошел — пар дыхания вырывался из-под дырчатого забрала. Потом вдруг развернулся, одним движением выдернул из длинной кобуры на бедре тяжелый жаломет и снес старшому голову одним выстрелом. Снес голову начисто — вместе со шлемом.

— Пока, родная. Меня зовут, — успел сказать Мазай, прежде чем очередь из бортового дискобола броневика разнесла вдребезги окно заставы и изрыла стену у него над головой.

— Я тебя жду, рыжий… — услышал пригнувшийся Мазай, прежде чем повесил трубку.

Стальные, сдавленные в диски спирали свистели, разрывая воздух, с хрустом рикошетя от кирпичных стен и рассыпаясь в брызгах осколков. Снаружи ругался водитель, хрипел рядовой, разорванный ударом изнутри развернувшейся в пробитой грудной клетке спирали, поднялась выбитая из стен пыль, Мазай щурился, стараясь что-то разглядеть, и уже собрался сделать рывок к циклоцепу, что валялся рядом с затихающим рядовым, как обстрел прекратился.

Стало очень тихо — только что-то осыпалось снаружи и свистел пар, выходя из пробитой системы покосившейся под обстрелом фуры.

Уцелевшая под потолком газовая лампа перестала болтаться, и замерли метавшиеся из угла в угол тени.

Мазай услышал в темноте шаги. Кто-то вошел снаружи в разгромленную заставу. Мазай замер у стены, стараясь не дышать громко.

Раненый водитель лежал на полу в луже крови и еще тихо, едва заметно шевелился. Служилый в анатомических доспехах со знаком медного аспида, хватающего себя за хвост, на кирасе приблизился к водителю, наклонился, рассматривая того, кто там лежит, потом распрямился и пальнул жалом в водителя, тяжелые брызги подняло до потолка.

Мазай не стал ждать неизбежного. Рванул мимо перезаряжающего жаломет служилого, выбросился в окно, выкатившись прямо под спущенные колеса своей изрешеченной фуры. Вскочил и тут же свалился, сбитый с ног взорвавшимся о борт фары спиральным диском — осколки спирали хлестанули по рукам, которыми он закрыл лицо.

Он еще успел увидеть, как наклоняется над ним тот служилый — с дырчатой маской вместо лица, как поднимает жаломет, направляя прямо в глаза Мазаю. Он даже разглядел крестообразный выход ствола, как вдруг проснувшаяся от шума снаружи Красотка выбила дверь фуры — а клетка ее вообще не могла остановить, так, тара для погрузки — и в прыжке просто смахнула руку служилого вместе с жалометом, как не было.

В темноте загрохотал бортовой дискобол броневика, потом там скрипела отдираемая с мясом от грузовика дверь, и один за другим замолкали вопли поедаемых заживо.

Мазай очнулся от того, что кто-то облизывал ему лицо жестким, липким языком с отдаленным запахом красной рыбы.

— Да уйди ты от меня, — простонал Мазай, отталкивая морду Красотки от своего лица. — Вот пристала…

Потом все вспомнил и сел на плитках дороги. Все вокруг было именно таким ужасным, как он до забытья. Только добавилась еще кровища, что натекла под распотрошенным броневиком.

Ну да… Степной ящер — это вам не сайгаков по загону гонять. Это тварюшка серьезная, в ваших местах малознакомая…

Довольная, сытая Красотка пихнула Мазая плоской головой, едва не свалив с ног.

— Да ну тебя, — вяло отбивался Мазай. — Обожралась, да? Нехорошо.

Красотка громко икнула, быстренько отбежала к краю дороги, где ее благополучно и стошнило склизким комом, слепленным из обломков костей, одежды и амуниции.

Мазай посмотрел, как Красотка блюет, и тяжело вздохнул:

— Что, плохо тебе?

Отходняк от дурмана-то, н-да. А еще у нее скоро сушняк начнется…

Мазай поднялся на ноги, огляделся; избитые руки болели, но терпеть было можно, щитки погонщика — от кисти до локтя — спасли кости.

Ну? И что теперь? Фура издырявлена, водитель убит. Куда дальше?

Мазай всегда предпочитал идти, чем стоять, и делать, а не ждать. Он поднял глаза к колеблющимся огням городских высоток сразу за мостом. Быстро рассветало.