Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Спасибо тебе, Андаивиль.

«ТРИ ДНЯ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ХАОСА! — снова проревела драконица, по-приятельски склонив к нему узкую морду. Её глаза со зрачками-щелями горели, проникая в самую суть Альена, видели его отчаянное желание, его боль… И ростки предательства (он был уверен) они тоже видели. Хорошо, что Андаивиль не выдаст его никому — ни Тааль, ни Ривэну, ни кентавру Турию или (появись вдруг такая возможность) Зелёной Шляпе. Альен чувствовал это в её сознании. Драконы уважают чужие тайны и не вмешиваются в мелкие дела смертных. — РОВНО ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ, МИГ В МИГ, Я ПРИЛЕЧУ ЗА ТОБОЙ. ТЕБЯ БУДУТ ЖДАТЬ В ЭАНВАЛЛЕ. ТРИ ДНЯ, НЕ ЗАБУДЬ — ИНАЧЕ ТВОЁ СЕРДЦЕ ОСТАНОВИТСЯ… И НИКТО НЕ МОЖЕТ ОБЕЩАТЬ ТЕБЕ ПОСМЕРТИЕ В МОЛЧАЛИВОМ ГОРОДЕ, ВОЗЛЕ ТВОЕГО ДРУГА. БОЛЬШЕ ВЕРОЯТНОСТИ, ЧТО ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ ТУДА ЖЕ, КУДА ВСЕ ТВОИ СОРОДИЧИ… НА ИЗНАНКУ МИРОЗДАНИЯ».

На восточном материке сказали бы — к богам, к Прародителю либо в Мир-за-стеклом… Альена не смутило то, как легко Андаивиль разгадала его «запасной вариант», в котором он и себе лишь изредка смел признаться. Кажется, он уже привыкает к драконьей проницательности.

Поклонившись, он серьёзно кивнул.

Хорошо, о Андаивиль из народа Эсалтарре. Три дня. Я запомню.

Драконица распахнула крылья.

«ПРОЩАЙ, АЛЬЕН ТОУРИ! С ТОБОЙ ПРИЯТНО ЛЕТАТЬ, ХОТЯ ТЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ТОНЕШЬ В СЕБЕ… НУЖНО ВЫДЫХАТЬ ПЛАМЯ, ИЛИ ОНО СОЖЖЁТ ТЕБЯ ИЗНУТРИ».

Альен отступил назад. Драконица распахнула крылья, напряглась всем телом, оттолкнулась — и, обдав его клубами песка, взмыла в небо, точно сверкающая красная птица.

«Тонешь в себе». То же самое Андаивиль сказала в их первую встречу… Неужели с тех пор ничего не изменилось? Неужели не прошла целая маленькая жизнь — жизнь, в которой ему подарили надежду? Альен прерывисто вздохнул, разглядев вдалеке руины городских стен из белого камня.

Что ж, настало время выплывать из себя — и выдохнуть пламя.

Молчаливый Город предстал перед Альеном именно таким, каким рисовался в его воображении. Мёртвые, лишённые голоса улицы, и развалины величественных зданий, и повсюду — статуи и барельефы драконов с облетевшей позолотой. В раскрошившейся разноцветной плитке под ногами, в гигантских ступенях, в навесах из крепкого полупрозрачного материала (легко угадывалась скорлупа драконьих яиц) — во всём этом чуялся Фиенни. Непостижимым образом Фиенни был даже в воздухе Пустыни — сухом и исполненном жара, несмотря на то, что стены Города создавали тень.

Альен шёл, слушая тишину. В ней — вековой и пыльной — отпечатывался каждый его шаг. Сердце колотилось гулко, с перебоями; кожу мгновенно покрыла испарина (причём он был не уверен, что дело только в жаре). Несколько раз Альен готов был поклясться, что видел призраков: бесцветные, без ветра колыхавшиеся складки чьей-то одежды, бесплотную белую руку, высунувшуюся из фонтана… Призрачный дракон-детёныш дремал, по-кошачьи свернувшись на солнце. Троица остроухих боуги, неведомо когда покинувших мир живых, отнюдь не казалась весёлой. Их явно занимают совсем не те фокусы и игры, к которым пристрастны Зелёная Шляпа, плут Бригхи и даже угрюмый Лорри, преданный тауриллиан…

Дом Фиенни Альен нашёл по запаху жасмина. Мелкие белые цветы благоухали тонко и остро, будто подтрунивая над испепеляющим жаром Пустыни. Жасмин, лаская веточками каменный фундамент, рос здесь вопреки всему — не менее роскошно, чем в садах Золотого Храма.

Любимый аромат леди Тоури, его матери, и его самого. И Фиенни. Кто теперь возведёт следствия к причинам?…

Зелёные занавеси на окнах, светлое уютное крыльцо… Зеркало Альена плавилось, как и мир вокруг. Он тщетно пытался осмыслить то, что происходит сейчас, как-то уместить это в сознании, — но мгновение было слишком огромно, оно затопило его целиком, так что на прошлое и будущее не осталось места.

Вот дверь.

Вот порог.

Он может войти. Он имеет право. Почему же рука немеет, не в силах подняться, и исходит тысячью иголок? Почему он мнётся, будто наказанный ребёнок у входа в кухню — ребёнок, оставленный без сладкого?…

И ведь точно: на несколько лет оставленный в сплошной горечи. Смешно.

Чуть погодя он услышал голос — негромкий, вполне живой и тот самый. Тот, что всегда успокаивал его, а потом одной сбившейся ноткой лишал покоя, вечно играя новыми гранями.

— Что же ты медлишь, ученик? Входи.

Альен вошёл.

Фиенни стоял посреди комнаты, подтягивая струны серебряной лиры. Его дымчатые глаза смотрели по-прежнему, с мудростью и немножко насмешливой грустью. Тёмные волосы он стянул в хвост, переброшенный через плечо. Его высокие скулы, и профиль, и умные длинные пальцы Альен помнил, как собственное тело — всем своим существом, до последней чёрточки.

Фиенни положил лиру на круглый столик.

— Здравствуй, — сказал он и указал на одно из глубоких мягких кресел. Такие всегда ему нравились; ему нравилось всё, в чём можно тонуть. — Сядешь?

— Сейчас, — выдавил Альен, прочистив горло. — Ты…

— Как живой? — Фиенни с улыбкой угадал его мысли. — Не обольщайся — увы, это магия. И не надо говорить, что я бледновато выгляжу: ты тоже не цветёшь тюльпаном, знаешь ли…

— Я…

Альен хотел сказать что-нибудь высокое, важное, столько лет крутившееся на языке… Но вместо этого вдруг коротко выдохнул и рассмеялся. Смех получился на грани с истерическим завыванием, достойным племени Двуликих. Однако Фиенни ещё шире улыбнулся в ответ (именно так, как улыбался всегда), и через пару секунд они хохотали уже в унисон.

— Надолго бессмертные отпустили тебя? — спросил Фиенни, когда Альен, отдуваясь и растирая занывшие щёки, повалился всё-таки в кресло (оно само предусмотрительно подвинулось, толкнув его под колени). Альен пожал плечами.

— Та, что взяла себе имя Сен-Ти-Йи, говорила что-то о трёх днях. Но вообще-то я понятия не имею… В бездну это, учитель, — давнее слово скользнуло меж ними — полушуткой, полупризнанием, невесомым намёком, понятным только двоим. Альен уже и не помнил, когда прекратил называть его официально — Мастером. — Я же, как-никак, Повелитель Хаоса…

Фиенни сразу сделался серьёзным; мутно-серая тень легла на его прямой нос и впалые щёки. Альен будто нырнул в своё воспоминание или переселился в один из бесчисленных снов: там его друг выглядел точно так же реально и чётко, словно на портрете, и в то же время — абсолютно не как при жизни.

При жизни?… Нет, не сейчас. Только не сейчас.

Они — «на изнанке». По ту сторону зеркала. В Мире-за-стеклом. Другими словами — там, где им обоим самое место. Разве нужно в этом мире что-то ещё, раз есть такой неповторимый шанс сойти с ума?…

— Ты — это просто ты, и совсем не обязательно Повелитель чего бы то ни было… Не забудь о том, что ты в первую очередь Альен Тоури.