Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

— Пошли в дом, — угрюмо предложил Мей.

Входя обратно, он почему-то был зол, и ещё как. Он опять, в очередной раз спас этого негодяя от чего-то непонятного, и зачем?... И зачем он здесь, всем чужой, и почему он, действительно, должен помогать — кто его обязал? Почему он вмешивается и есть ли смысл в их походе?

В их... Навсегда — в их. Проклятые Узы, отобравшие у него свободу. Отобравшие собственную жизнь.

Мимо рядов храпящих и посапывающих во сне людей он прошёл к своей лежанке, сел на неё, засветил лучинку и постарался отвлечься мыслями об этом духе, но не помогло. Кнеша, оказавшись поблизости, только усугубил его настроение:

— Так о чём мы там говорили, когда нас перебила эта штука?... Весьма интересная была беседа, — сказал он шёпотом. Кто-то заворчал и заворочался, но остальные спали крепко, сваленные дневными заботами. Мей бросил на него хмурый взгляд.

— Не собираюсь продолжать этот разговор.

— Потому что продолжаешь себе врать. Ты такой же, как я, Мей. В конечном счёте это и для тебя развлечение, каким были и Рагнарат, и Нери. Ты не знаешь, куда деться со своим Даром.

Мей задыхался от ненависти; она давила грудь, и становилось больно дышать. Схватить бы этого самодовольного выродка и приложить головой об стену.

Он ясно представил себе, как делает это — и вздрогнул.

Кнеша растирал окоченевшие плечи и смотрел на него со своей неизменной полуулыбкой, кривившей бледные губы — не то бесстрастной, не то насмешливой. Сколько гордыни, сколько беспринципности.

Просто животное. Себялюбивое, опасное животное.

— Я ненавижу тебя, — сказал Мей с отвращением.

— О да. Поэтому ты только что спас мне жизнь.

Мей отвернулся, не в силах вынести его взгляд, и порадовался, что поблизости нет оружия.

— Уже сожалею.

— Зачем ты это сделал?

Простота и очевидность этого вопроса ставили в тупик. Мей вздохнул. Мог бы хоть не издеваться напоследок.

— Я не знаю.

— Ты бы избавился от Уз Альвеох, — продолжил Кнеша, не слушая его, — а в придачу и от меня, и от кучи проблем здесь, может быть. Сплошные преимущества. Зачем ты сделал это, Мей? Ты ведь такой разумный. Объясни мне, какое основание ты подобрал.

— Никакого, — Мей посмотрел ему в глаза, принимая вызов. Он не любил этого делать — на дне тёмного взгляда Кнеши всегда плескалось безумие, а бывали редкие моменты, когда оно оказывалось на поверхности. Как сейчас.

— А другим ты не умеешь лгать, — даже как-то печально сказал наконец Кнеша. — Совсем не умеешь. Я нужен тебе, вот и всё. Я нужен тебе, как твоя тень. Ты же не можешь жить без тени.

— Ты не тень, — с трудом ответил Мей. Такие беседы злили, смущали его, сбивали с толку — его, взрослого мужчину, прорицателя и Странника по мирам. С какой, собственно, стати? — Нас ничего не связывает, кроме Уз.

— Ложь.

— Да, — он согласился с ожесточением. — Пусть ложь. Связывает. Ты доволен?

— Почти, — к Кнеше вернулся его ироничный прищур.

— Чего ты от меня хочешь? — почти взмолился Мей; он вскочил — не мог больше усидеть на месте — и принялся мерять шагами свой угол. — Я просто не понимаю. Мы не друзья.

— Определённо.

— Мы враги.

— Спорный вопрос.

— Кнеша, я не могу выносить твоё присутствие.

— И отсутствие, — подсказал Кнеша. Его явно забавлял этот разговор.

— И отсутствие, — сквозь зубы прорычал Мей. Ему очень хотелось отмотать время назад и позволить сосулькам проломить сиятельному мону череп.

— Ты бы видел себя сейчас.

— Умолкни.

— Как угодно.

Некоторое время действительно стояла тишина; завернувшись в одеяло, Кнеша откинулся на лежанку, закрыл глаза и, казалось, задремал, точно уютно устроившийся кот. Мей, облегчённо вздохнув, пробрался к себе и уже собрался задуть огонёк, когда услышал:

— Спокойной ночи.

Мысленно он взмолился о пощаде, потом промычал что-то в ответ и отвернулся к стене.

— Мей, — донеслось сбоку через некоторое время.

— Да?

— Спасибо.

— Пожалуйста, — с заминкой ответил Мей — и ощутил, как с души у него свалился тяжкий груз. Той ночью он уснул так крепко, как уже давно не засыпал.

Утром никто из них не вспомнил о случившемся — по крайней мере, вслух: Мей — потому что не хотел, а Кнеша — вероятно, потому что вообще предпочитал не задерживаться мыслями на чём-то одном. Они продолжили путь, изредка перебрасываясь колкостями, и ещё пару дней всё тянулось в прежнем русле — пока очередной вечер не застиг их на заснеженной пустынной дороге без признаков человеческого жилья. Кнеша предлагал поискать крышу над головой и наотрез отказывался оставаться на улице ночью; Мей не спорил с вескостью его доводов, но уже подволакивал ноги от усталости и хотел остаться. В самый разгар их вялого спора Кнеша вдруг замер и прислушался. Мей тоже умолк, но ничего особенного не расслышал: подвывание спокойного ветра, шорох крыльев ночной птицы, шуршание мелкого камнепада где-то в горах... И всё-таки его тоже что-то настораживало.

— Я поднимусь, — примиряющее предложил он, указывая на один из пологих холмов чуть справа, — посмотреть, что вокруг. Увижу огонёк — пойдём туда.

— Я с тобой, — быстро сказал Кнеша, и Мей с трудом удержался от язвительного комментария: видимо, ледяной дух из груды сосулек всё же здорово его припугнул.

Застревая в снегу и напрягаясь каждой мышцей, они взобрались на холм и оглядели темнеющие окрестности — в общем, примерно те же, что каждый вечер. Однако неподалёку, у самой подошвы невысокой горы, похожей на великанский колпак со снежным помпоном сверху, было заметно какое-то движение. Несколько человеческих фигурок суетились, раскладывали что-то, а кто-то явно раздувал костёр. Мей с Кнешей переглянулись и молча направились в их сторону.

Пока они добрели до людей, те успели закончить приготовления к привалу, и Мей очень удивился, когда понял, в чём они заключались. Четверо мужчин быстро установили странное сооружение, которое Мей издали принял за дырявую палатку; на деле оно было сделано из костей какого-то исполинского зверя и, видимо, легко складывалось. Поверх каркаса путники натянули шкуру и теперь собирались внутри; над отверстием в «крыше» уже поднимался дым.

Медлить не было смысла; Мей вздохнул и шагнул внутрь. Картина им представилась странная: вокруг огня, над которым жарился насаженный на вертел упитанный поросёнок, расселись по крайней мере дюжина мужчин и одна женщина, без всякого стеснения кормившая грудью младенца. Каждый из присутствующих заслуживал подробного описания: все они мало походили на обычных земледельцев или рыбаков; Мей, пожалуй, никогда не видел такого разношёрстного сброда. Молча грел руки громила с курчавой бородой почти до бровей — такой огромный, что всем прочим приходилось тесниться, и вдобавок с секирой за спиной; возле него притулился, похихикивая, тщедушный, быстроглазый человечек с ненормально длинными пальцами; с женщиной, обвешанной, кстати, разнообразными побрякушками, вполголоса беседовал самый настоящий кову... Но вошедших первым увидел неприметный по сравнению с другими мужчина, чьё лицо обезобразила короста: