Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

После отъезда Мея Теиг ни разу не навестил её, хотя друг его просил. Заходил только к госпоже Кейле и Атти. Он многократно говорил себе, что завтра обязательно зайдёт, но каждый раз находились разнообразные и прямо-таки неотложные дела. Теиг не мог победить свою робость — и никогда бы не признался Мею или кому-то ещё, как он относится к Риэти.

«Может, её нет дома», — думал он с робкой надеждой. Тогда он просто извинится и уйдёт. И не будет позориться. Что о нём может думать такое прекрасное, неземное создание, как Риэти — та, которой он посвящал неумелые стихи и к которой не смел приблизиться? «Жирный увалень и чудак, вот что она думает».

А уж то, что он идёт туда в одиночестве, без Мея, — это вообще катастрофа. Он беспокоился за него: они провели всё детство вместе и выросли бок о бок — вместе глазели на дорогие, недоступные игрушечные мечи на рынках, сидели за школьной скамьёй, слушали и рассказывали страшные истории вечерами, сносили нападки (далеко не только словесные) враждебных мальчишеских группировок... В конце концов, Риэти они впервые встретили тоже вместе, в один день. Частенько они спорили (Теиг обычно уступал), пару раз крупно поссорились, а лет в десять даже умудрились всерьёз подраться. С кем ещё Теиг, нерасторопный и застенчивый, мог поговорить и у кого попросить помощи? К тому же Мей всегда был умнее многих своих сверстников, и с ним неизменно было интересно.

Когда Теиг узнал о свидании Мея и Риэти, он твёрдо решил проявить мужское благородство и пожелать им счастья, отказавшись от своих притязаний (если вдруг что). Он всегда считал Мея более достойным — честным и храбрым, не то что он сам. Однако никакого «если вдруг что» не случилось, и Мей как в воду канул. «Как в Сини растворился» — так ещё изредка говаривало старшее поколение в Городе.

Теиг уже почти добрался до Улицы Зеленщиков, когда заметил среди прохожих двух здоровяков в форме городских стражников. Всё бы ничего, но они вдруг стали приближаться, да и (как он заметил, близоруко сощурившись) посматривали на него как-то недружелюбно. Теиг ускорил шаги, но это его не спасло — он даже не понял, как оказался прижат к стене ближайшего дома, которая выходила в один из городских тупиков.

Один из стражников со зверской силой вдавил его в кладку и прижал к горлу нож. Широкое, хорошо заточенное лезвие хищно поблёскивало, а рукоятку украшали какие-то знаки. Пока Теиг, дрожа и обливаясь потом, смотрел в скуластое угрюмое лицо и пытался осмыслить происходящее, спутник человека с ножом отошёл от дома и начал осматривать улицу. Потом вальяжно достал трубку и принялся набивать её табаком.

— Только пикни — и отправишься к богам, понял? — прохрипел первый стражник. Теиг собрался кивнуть, но лезвие крепко впивалось в шею, и он просто моргнул. Такому, как он, сопротивляться в данном случае было бесполезно.

— Ты Теиг аи Дерро, сын сапожника?

Он снова моргнул.

— Ты знаешь парня по имени Меидир аи Онир?

Сердце Теига, и без того колотившееся как сумасшедшее, теперь просто вскачь понеслось. Мей, будь ты проклят, кому ты так насолил? И где ты?...

Сказать — не сказать?...

— Да.

— Он сейчас в Городе-на-Сини?

— Нет.

— Когда он уехал?

Теиг замер, вспоминая.

— Девять дней назад, — сказал он, прибавив двое суток.

— Он говорил тебе, куда?

— Нет, — опять соврал Теиг.

— А ну не води меня за нос, жирная крыса, — лезвие вдавилось в шею посильнее и, кажется, прокололо кожу. Теиг понял, что у него трясутся руки, а лицо полыхает похлеще алых знамён королевства Минши. — Куда он делся?

— Я правда не знаю, я...

— Что он ещё говорил? — стражник, куривший трубку, хмуро кашлянул. — Сейчас, Эд... Он ведь сказал, зачем ему надо уехать?

— Я не знаю, — выдавил Теиг, предполагая, что вот сейчас его убьют. О чём надо думать перед смертью?... — Он просто заходил... Попрощаться.

— Ну-ну, — к удивлению Теига, стражник ослабил хватку и отступил. Юноша выдохнул; кровь разлилась по телу горячей волной. — Мы ещё проверим, как он попрощаться заходил... Может, ещё и увидимся, толстячок.

Когда Теиг открыл глаза (до этого он зажмурился), стражников уже не было поблизости. Он вышел из тупика и со всех ног припустил к Риэти.

Ему больше, чем когда-либо, хотелось поговорить с ней о Мее.

Шли дни. Они слипались, как снежные хлопья, и, как хлопья становятся сугробами, превращались в недели. Тревога Мея куда-то ушла: будто не грозила ему смертельная опасность от «ясноликих витязей» Цитадели Порядка, будто не были опасны сами Отражения. Наоборот — он вдруг стал ощущать поразительный покой и умиротворённость (однако о маме и Атти беспокоиться не прекращал ни на секунду; от Гэрхо же невозможно было добиться разрешения как-то с ними связаться); ему теперь казалось, что именно так всё и должно было случиться — он должен был попасть в Долину и пройти обучение.

Уроки занимали почти всё время Мея, но достаточно долго никак не касались его Дара. Гэрхо продолжал мучить его задачками на логику и сообразительность, которых у него в запасе были целые бездны. Он приносил Мею книги и свитки (некоторые из них грозили рассыпаться в руках от ветхости), поручал прочитывать их и выбирал отрывки для заучивания наизусть. Мей набросился на них с жадностью, как и на те, что лежали в его комнате; тексты часто были старыми и сложными. Мей напрягался, как мог, следя за извилистой мыслью авторов. Теперь он штудировал трактаты учёных прошлого по истории, анатомии, астрономии; он прочёл описания обыкновенных и странных растений и существ, о многих из которых слыхом не слыхивал; он видел точные карты таких малоизвестных и недоступных земель, что Теиг бы умер от зависти. Он погрузился в хронику медленного падения древних королевств, о которых в школе им не могли рассказать ничего дельного. Обвал знаний, вопросов, поисков и предположений, обрушившийся на него, не мог сравниться ни с чем из того, что было в его жизни раньше. Большая часть текстов была написана на его родном, общем, языке, но некоторые — в основном почему-то стихи — составлялись на языке Отражений. Мей чувствовал их чарующую, мелодичную ритмичность — и, к сожалению, ни слова не понимал.

Впрочем, Долина Отражений вовсе не состояла из волшебных линий и мерцающего тумана. Как убедился Мей, здесь имелись не только колодцы и мельницы, но и козы, и куры — в общем, всё, что необходимо для жизни таких же людей, как он сам. Никто здесь не похищал человеческих детей, не приносил жертвы и не пел при луне. Хотя Отражения иногда вели себя довольно необычно по меркам Мея, он скоро осознал всю нелепость тех небылиц, в которые свято верили многие из его друзей и бывших соседей.