Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

Как тот ужас, что произошёл, мог произойти на самом деле? Как такое может быть правдой? Нери спрятала лицо в ладонях, будто надеясь спасти от преследовавших её страшных картин, и с удивлением обнаружила, что щёки мокрые от слёз. Наверное, всё это время она не прекращала плакать.

— Духи, что мне делать? — прошептала она, но тут же поняла, что нет смысла взывать к духам: ни один из их сонмов не пришёл ей на помощь этой ночью, ни один не отвёл беду. Она совсем одна, в изодранной ночной одежде, в грязи и крови, с пустыми руками, посреди чужых земель. Сердце Маантраша разграблено и сожжено, а её родители убиты.

Родители.

При одной мысли об этом Нери охватила дрожь, а горло сжалось от новых рыданий, но она дала самой себе пощёчину, преисполнившись презрения. Кто она, в конце концов, такая? Она мона, к тому же Владетельница Маантраша, и низко всю жизнь плакать, как простая девчонка, предаваясь скорби — как бы больно ей ни было.

Владетельница?

Эта мысль зазвенела где-то на краю сознания, как удар в гонг, как песня о надежде. Ну конечно! Если бы мон Гватха действительно умер, как сказала Шильхе, его Сила перешла бы к ней — Сила обесчещенного Маантраша. Она не знала, как именно это должно случиться, но была уверена, что такое нельзя не заметить. Так значит, он жив, жив!.. Но, скорее всего, ранен или, уж точно, в опасности... Бежать, немедленно вернуться, чтобы помочь... Безумие — она слишком слаба, она одна, она только попадётся им в руки, а отца спасти не сумеет. От отчаяния Нери готова была царапать древесную кору.

Где-то совсем рядом прогрохотал гром, а дождь стал расходиться. Опять гроза, под акацией оставаться опасно. Нери запахнула одежду и спустилась ниже по холму. Её сразу же облил дождь, но сил стоять не хватало, и она, мысленно махнув рукой, опустилась на мокрую траву. Растаять, стать частью этой влажной земли — вот чего ей хотелось. Почему, почему сейчас она так беспомощна?

Братья Хаши — так назвала их Шильхе. Впрочем, возможно, что няня что-то напутала — так же, как со смертью мона Гватхи. Она не могла видеть, как его убили, просто не могла. Он ещё вполне сильный мужчина, да и никогда не путешествует без охраны. Шильхе ошибается, иначе и быть не может.

Но всё-таки — кто эти люди и зачем они совершили всё это? В округе, насколько могла судить Нери, и ночью и сейчас было спокойно: никаких криков, костров и вооружённых отрядов, никаких всадников. Они пришли именно в их дом — с намерением, кажется, увезти её и убить её родню. Почему так? Полная бессмыслица. Лёжа под потоками ливня с закрытыми глазами, Нери могла только недоумевать. Вполне вероятно, что всё это как-то связано со смертью рагнара — но как? Беспорядков быть не должно, ведь у рагнара есть законный наследник. Это не похоже на восстание рабов или нашествие иноземцев — да и от границ Маантраш далеко, в глубине Рагнарата и всего континента. Если они хотели похитить её, чтобы потребовать выкупа — зачем поджигать дом и покушаться на жизнь её родителей? Если хотели свести какие-то счёты с моном Гватхой — зачем оставлять её в живых? Всё это отдавало безумием пострашнее того, что забрало её мать.

Размышляя об этих людях, Нери чувствовала, как её до краёв наполняет клокочущая, требующая выхода ярость. Теперь-то она поняла, чего действительно хочет. Мести. Она найдёт каждого, достанет из-под земли — и заставит пережить то, что пережила сама. Она изгонит из себя всё, кроме жестокости. Она упадёт на колени перед мальчиком-рагнаром с мольбой...

Рагнар! Конечно же, ей надо к нему!.. «Где сейчас двор?» Месяц Имхаз, значит — в Альдараке. Точно, отец ведь уехал туда, как она могла забыть... Или вернуться в Маантраш? Но как узнать, ушли ли они оттуда? Защитят ли её рабы — да и оставили ли в живых хоть кого-то?

Нери не дали принять решение. Она услышала рядом с собой тихий шорох, не похожий на шорох дождя, и знакомое урчание. А когда открыла глаза, вокруг неё стояли всадники верхом на мягколапых, промокших рыжих снурках; она насчитала пятерых. Но они не закрывали лиц и не носили чёрное.

Больше суток спустя, ближе к закату, вконец измождённую Нери почтительно ввели в зал, от величины которого она бы ахнула, если бы ей не было настолько всё равно. Высокий потолок был выложен мозаикой, изображавшей звёздное небо, а к нему поднимались ряды массивных колонн из крапчатого камня. В другом конце зала, на возвышении, ступени которого покрывали павлиньи перья и засохшие, жалко свернувшиеся лепестки роз, стояло глубокое кресло с позолоченными подлокотниками. Трон рагнара. Значит, она в тронном зале Альдарака. Она никогда не бывала здесь прежде — незамужние женщины по рождению выше рабынь не имели на это права, да и отец не брал её. Но и сейчас, очутившись в этом огромном, пустом и гулком помещении, которое подавляло своим величием, она не испытывала никакой радости.

Те люди, что доставили Нери сюда, выглядели как норриэ — воины — и обходились с ней крайне почтительно. Тем не менее, ни на один её вопрос они толком не ответили — лишь повторяли, что увозят её для разговора с важным человеком, который желает ей добра. Нери не поверила этому, но понимала, что у неё нет выбора, и потому безропотно взобралась на спину шестого снурка, предназначавшегося специально для неё. Во время единственного привала ей вежливо предложили лепёшек и риса, но ни крошки не лезло ей в горло; голод она начала испытывать, пожалуй, только сейчас. Конечно, она умоляла своих провожатых вернуться в Маантраш и помочь тем, кто остался в живых, однако их ответ был прост и однозначен: им известно о разыгравшейся ночью трагедии, они соболезнуют, но не могут ничем помочь, ибо братья Хаши свирепствуют по всему Рагнарату и вырезали многих знатных монов. Никто не знает причин их ненависти, но мона Ниэре может быть уверена, что гибель её отца не останется без отмщения.

У Нери не хватало сил на негодование и споры, так что она безропотно приняла свою участь. И теперь, стоя в тронном зале, словно со стороны наблюдала за собой — ох и жалкое зрелище. Кто она в их глазах, как не ребёнок, испуганный, мокрый ребёнок (дождь не переставал всё это время, и даже теперь с неё ручьями лилась вода), оставшийся без защиты? Сколько унижения, сколько горя — и всё за какую-то пару дней. И всё-таки, если с ней хочет говорить рагнар, у неё есть надежда.

За спиной послышались шаги, эхом разносившиеся в каменной тишине. Нери сжала кулаки и выпрямила спину. Она не покажется слабой. Даже если это рагнар, точнее, его сын — пусть видит её разгневанной, но не беспомощной. Никогда Маантраш не вызывал снисходительной жалости.

Однако это был не рагнар, а именно тот человек, перед которым она не умела изображать силу, которому всегда и заведомо проигрывала. Обернувшись, Нери узнала мона Кнешу.