Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

«Он только что подъехал» — о ком это они?

Об отце, печально подсказало что-то внутри неё.

«Нет, — подумала Нери. — Отец в Альдараке. Этого просто не может быть». Всего этого просто не может быть. Тут Захаз снова остановился — резче, чем в прошлый раз; из его горла вырвался стон, перешедший в хрип, и Нери почувствовала, как ноги ей заливает что-то горячее. Его хватка ослабла, и она оказалась на свободе; он обмяк и рухнул на колени, поддерживая вывалившиеся из распоротого брюха внутренности. Нери отвернулась, и её вырвало.

— Мона Ниэре, девочка моя, — раздался рядом мягкий голос, а в следующее мгновение она оказалась в объятиях Шильхе, так непривычно пахнущей потом, дымом и кровью; лунный свет заливал обагрённую саблю из оружейной коллекции мона Гватхи в её слабой полной руке. — Беги, пока тебя не схватили.

— Нет, Шильхе, там мама... Мама... Наверху...

— Её уже не спасти. Они идут с юга. Беги на север, к лесу.

— Нет, ты не понимаешь! Я смогу, я проберусь. Я нужна им живой — меня не убьют. Отпусти... Отпусти, я приказываю!

— Нет, мона Ниэре! — Шильхе неожиданно мощно встряхнула её, и Нери даже испугала грозная сила, проступившая на её лице. — Послушай меня. Я не знаю, кто эти люди, но они называют себя братьями Хаши.

— Хаши, — с недоумением повторила Нери. До неё просто не доходило, к чему тут всё это. Ей надо вернуться домой и вытащить маму, прямо сейчас. — Злого духа из сказок? Шильхе, я должна...

— Ты должна слушать меня. Ты пробежишь всю ночь, потом укроешься в чьём-нибудь доме, лучше у крестьян или даже рабов. Ты уйдёшь с земель Маантраша. Спрячь лицо и обрежь волосы. Никому не говори своё имя...

— Пусти! Мне надо спасти матушку и предупредить отца...

— Ты не сможешь. Они мертвы.

Нери отступила на шаг.

— Нет. Ты не знаешь этого.

— Знаю. Мона Рея сгорела, а мона Гватху убили. Рабы видели, как это случилось. Он ехал через пшеничное поле. Хотел вернуться сегодня ночью. Думаю, он ждал нападения, но его опередили. Мона Ниэре, ты слышишь меня? Нери?...

Нери молчала. Мир съёжился до размеров муравья, распался на куски, сошёл с ума, обуглился в пламени. Она повернулась и побежала в темноту — так быстро, как только могла.

С Веттоном Мей попрощался на скорую руку — по правде говоря, ему не терпелось уехать. Не слушая его возражений, он составил расписку, куда аккуратно внёс свои долги за недельное пребывание в Городе-во-Льдах, и пообещал вернуть их, как только предоставится возможность; сам же был уверен, что рано или поздно она предоставится. Он отправил шёлк матери и Атти в Город-на-Сини, продал кое-что из щедрых подарков Веттона и купил хорошего коня с добротной упряжью, а ещё побольше хлеба, сыра и вяленого мяса. Он порасспрашивал торговцев и вскоре узнал, что торговый караван с земель бывшего Альсунга в среднем достигает Академии за десять дней, но Мей то же расстояние намеревался покрыть за семь-восемь: он мог двигаться несравненно быстрее и привык к дальним путешествиям.

Ярмарка сворачивалась, когда он покидал Город утром, через Восточные ворота. Погода стояла пасмурная, и небо затягивали серые тучи. По левую руку за грядами холмов виднелись на горизонте Старые горы, за которыми голые пустоши постепенно переходили в необжитую тундру, а впереди вился широкий торговый тракт. Мей давно не должен был скрываться и порадовался тому, что может насладиться относительно ровной дорогой; он пустил коня крупной рысью.

Из своих дорожных впечатлений Мей, в общем-то, не вынес ничего нового: тянулись небогатые северные деревеньки, замшелые валуны, речушки с хлипкими мостами, мельницы, ржаные и ячменные поля, берёзовые перелески и редкие ельники. Иногда дорогу перебегал шустрый заяц или озорница-белка, а в вышине перекрикивались коршуны. Солнце лишь изредка проглядывало из-за облаков, и часто заходился мелкий дождь. На третий день пути Мей переправился через Реку Забвения (несмотря на своё громкое и древнее имя, она оказалась обыкновенной рекой, разве что очень широкой, а сварливый паромщик запросил с него за переправу вдвое больше ожидаемого), несущую свои воды от истока в Старых горах до далёкого Южного моря. Оставалось несколько переходов до Академии; так он вступил на земли Ти'арга, теперь неотличимые от того, что прежде было Альсунгом или Дорелией.

Мысли же Мея витали далеко от всего, что он видел — вокруг убийства в Академии, письма Ректора и леди Таисы. Впрочем, с ней и так всё было более-менее ясно — она любила периодически появляться в его жизни, чтобы подпортить её. Преступление же удивляло его не только своей жестокостью, странным местом и загадочными мотивами, но больше всего тем, что Ректор решил подключить людей, владевших Даром, — любой градоправитель скорее дал бы отрубить себе руку, чем связался с волшебником в таком деле. Из этого вытекало либо то, что Ректор и сам связан с магией (и Мей горел желанием это выяснить), либо то, что с ней был связан погибший юноша, а это куда более неожиданно. И потом — причины. Убить студента в таком опасном месте, так рисковать и не взять ничего из его имущества... Хотя какое уж там имущество. Что это — месть, зависть, ревность? Но Ректор не рассылал бы письма правителям городов, будь здесь заурядная бытовая история.

Мей, разумеется, покопался в своих записях и обнаружил там видение, вполне похожее на этот трагичный случай — убитый молодой человек. Это пришло к нему в пору работы в Городе-над-Пещерами, и один из его нанимателей истолковал это как угрозу своему сыну, так что приказал удвоить его охрану. Мей тогда устал повторять, что видел не того человека. Если бы ему привиделись хоть какие-то указания на место события — но этого не произошло.

Было и ещё кое-что: прямо следующая запись рисовала огромного паука. Мей давно уяснил, насколько иносказательными порой бывают его видения, и не думал, что это следует толковать в буквальном смысле, однако ему казалось, что это должно иметь к делу какое-то отношение. Хотя могло, конечно, и не иметь.

В таких размышлениях на восьмой день пути он остановился у придорожной фермы, чтобы попросить воды. Мей приметил, что люди на землях Ти'арга живут куда богаче: почти все строения, которые ему встречались, были каменными, как и этот домик — опрятный, с красной черепичной крышей. В маленьком саду буйно цвёл шиповник. Милая молодая женщина, до этого возившаяся с младенцем, вернула ему флягу наполненной доверху.

— Скажите, я далеко от Академии? — спросил Мей.

— Нет, совсем близко, — женщина, очевидно, привыкла к расспросам по этому поводу и легко махнула рукой вдоль дороги. — Через пару часов будете в Меертоне, оттуда до Академии езды всего ничего.