Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

В столицу мигом направились, оторвавшись от своих владений, знатнейшие моны и мегоки — на похороны прежнего рагнара и для присяги новому; дороги оказались запружены, торговля затихла. В городах и селениях не смолкали разговоры; в Альдараке и его окрестностях волновались рабы — они не знали, что их ждёт: наследник рагнара даже не стал мужчиной, а такой печальной ситуации не возникало более трёхсот лет. Кроме того, их, конечно, подстёгивало отсутствие хозяев. Впрочем, это уже никого не удивляло: большинство монов считало, что в последние годы рабы вообще поразительно обнаглели и чуть что проявляют недовольство, гневя духов. К слову, в храмах по всей стране чуть ли не круглосуточно велись торжественные службы, а верховные жрецы всех основных культов (числом более сотни) тоже поспешили в Альдарак или поближе к нему. Туда же устремились всевозможные чернокнижники, ведуны, знахари и шарлатаны, которые стремились нажиться на всеобщем беспокойстве и бросались грозными пророчествами о наступающих тёмных временах.

Конечно, не дремали и враги и соперники Рагнарата, притиснутые его исполинским телом к морю или изгнанные за его пределы. Подняли головы гордые кентавры, вспомнили о равнинах горные великаны, устраивали празднества трёхглазые племена степных кочевников, вожди которых когда-то пили лошадиную кровь, в ярости давая клятву стереть Рагнарат с лица земли. Даже загадочные наги, которых оставалось всё меньше, проявили к внезапной смерти рагнара сдержанный интерес. Но всем известно, что, отправляя человека к духам, не следует скорбеть — ведь он оказывается в лучшем мире, полном блаженного забвения, здесь доступного разве что детям. Поэтому и в пределах Рагнарата смерть повелителя не вызвала в собственном смысле горя ни у кого, кроме его жены и сына.

Шесть дней жрецы готовили погребение рагнара в той высочайшей усыпальнице, что находится в Альдараке (вообще же в Рагнарате их девять — по числу месяцев и уделов рагнара, где в течение года останавливается его двор), и за эти дни страна начала потихоньку успокаиваться.

Ночью накануне того дня, когда должно было состояться погребение, Нери спокойно спала в своих покоях. Проснулась она от шума наверху — топота шагов и женских голосов. «Ведь совсем поздно», — удивлённо подумала она — или рано. Даже для слуг. Вслед за этой мыслью возникла другая, полная надежды: а если вернулся отец? Но потом она вспомнила, что рагнар умер. Значит, мон Гватха ещё несколько дней пробудет в Альдараке.

Шума становилось всё больше: Нери услышала шаги под окном, а к женским голосам вдруг добавился мужской. Поёжившись, она выбралась из-под покрывала, завернулась в домашний отрез ткани и скользнула к окну. Пели цикады. Во внутреннем дворе, залитом мягким лунным светом, перемещались и негромко переговаривались несколько людей с факелами, облачённых в чёрное — запретный цвет, цвет духов гниения и распада. Нери отшатнулась, поспешно зажгла свечу и направилась к выходу — и тут раздался крик. Женщина визжала в доме; она не поняла, где именно — но так пронзительно, как если бы ей причиняли невыносимую боль. Нери вздрогнула; сердце колотилось, и стук отдавался в ушах; она вышла и позвала Фасхи, потом Шильхе, но ей никто не ответил. Тяжёлые, чужие шаги теперь грохотали со всех сторон, и особенно снизу, в полной тишине. Кто-то что-то двигал, чем-то гремел.

«Воры», — пронеслось в голове Нери, и она прошептала себе:

— Не бойся. Не вздумай бояться.

Она вернулась в свою комнату, трясущимися руками достала из сундучка перочинный ножик — единственный острый предмет, который у неё был, — и побежала по коридору к лестнице. Нужно подняться наверх и проверить, как мама; сначала туда, а после — ко входу. Ещё не достигнув лестницы, она поняла, что с воздухом что-то не так. Едкий запах. Дым.

— Горим, — прошептала она, взбегая по лестнице. — О духи, это же пожар, — и, не способная удержаться, крикнула: — Матушка!..

В то же мгновение дверь на верхний этаж, на половину Реи, слетела с петель под мощным ударом изнутри — сапог; чужая, северная обувь. Нери вскрикнула: ей навстречу выступил высокий, прямо-таки огромный мужчина в чёрном, с закрытым повязкой лицом. А за его спиной по стенам и потолку ползло пламя.

Там осталась мама.

Нери рванулась вперёд, но мужчина спокойно и даже бережно перехватил её поперёк талии.

— Мона Ниэре, тебе лучше пойти со мной. Тебе не причинят вреда.

— Пусти! — он оставил свободными её руки, и она не глядя ткнула его ножом в бок; маленькое лезвие легко проткнуло ткань, но скользнуло по кости, не причинив ему серьёзного вреда. Он охнул, стискивая ей запястья, грязно выругался и потащил её к лестнице — хватка у него была железная. Нери выронила свечу и нож, но ухитрилась извернуться и попасть ногой ему по колену; она непрерывно билась и кричала, плача от отчаяния. Когда мужчина, лишь немного запыхавшись, сволок её вниз, она увидела, что уже весь дом охвачен пламенем; повсюду метался свет факелов, но даже они казались туманными пятнами в дымной завесе. Нери кашляла сквозь рыдания, ни на минуту не прекращая рваться; всё это походило на страшный сон. Люди с факелами, с закрытыми лицами переходили от одного предмета к другому, из угла в угол, с этажа на этаж, поджигая всё, что видели; несколько из них сгрудились у входа и ловили женщин, с криками выбегавших из своих комнат; потом их выволакивали на улицу. Крики доносились теперь и со стороны кухни, и от половины рабынь-наложниц мона Гватхи; мимо них пронёсся, распахнув рот в непрерывном вопле, совсем ещё юный раб; он бросился с кухонным ножом на одного из людей у входа; сверкнула сталь, и он тут же упал, зажимая рану в груди.

Мужчина, тащивший Нери, вышел на крыльцо и тем же бодрым шагом отошёл от дома; она обмякла у него в руках и захлёбывалась от рыданий; она уже расцарапала ему всё, до чего могла дотянуться, но он даже не ослабил хватки, неся её по-прежнему спокойно и бережно. Так же спокойно он переступил через мёртвое тело у ворот — наверное, охранника, а потом остановился и перехватил Нери поудобнее, перебросив её через плечо, точно мешок с тряпьём. В бессильной ярости она попыталась укусить его за ухо, но он отклонился; дом Владетеля Маантраша превратился в сплошную огненную стену. В темноту с утробным мычанием пронеслась белая корова, и Нери поняла, что огонь перекинулся на приусадебные постройки.

— Он только что подъехал, Захаз! — перекрикнул шум один из мужчин, подбежавший поближе. — С другой стороны. Всё уже кончено.

— Ну и хорошо, — отозвался тот, что нёс Нери, и обратился наконец к ней: — Что, если я спущу тебя на землю? Будешь разумной девочкой, пойдёшь со мной сама?

— Да, — солгала Нери, но ей слишком трудно было унять сквозившую в голосе ненависть; Захаз усмехнулся и двинулся дальше — не поверил. Нери хотелось выть от бессилия.