Валерия Чернованова - МежМировая няня, или Алмазный король и я

Поплясав немного в дверях (как вежливые люди, которые стараются уступить друг другу дорогу на узком мосту), мы тихо-мирно разошлись в разные стороны.

Свернув с мыслей об Алмазном короле, я направилась в коридор, ведущий на чердак. Миновала подсобку, поднялась по старенькой лестнице и толкнула дверь.

— Кристи… апчхи!

Слой многолетней пыли покрывал все вокруг: занавешенную тканью мебель, всякие безделушки, составленные прямо на пол, какие-то свернутые холсты и тканью же затянутые картины в рамах. Словом, здесь было все, что можно сложить на чердаке, и не было того, чего быть не должно — солнечного света. Его не пропускали плотные шторы, закрывающие несколько небольших окон. А поскольку освещению больше взяться было неоткуда, даже я почувствовала себя не в своей тарелке.

Нет, страх темноты у меня давно прошел, но в таких местах в голову не придет прыгать до потолка от радости.

— Кристин! Если ты здесь, выходи, пожалуйста. — Я подошла к ближайшему окну, чтобы раздвинуть шторы.

Крак!

Половица под моей ногой провалилась вниз. Слава богу, второй раз свернуть лодыжку не успела: каблук и подошва тут же уперлись во что-то твердое.

Глубоко вздохнув, я вытащила ногу и с бешено бьющимся сердцем медленно отступила назад.

Да, чердак действительно страшноватый, надо будет сказать Демаре, чтобы его либо привели в порядок, либо закрыли. Потому что если сюда бегает Кристин…

Теперь уже ступая крайне осторожно, подошла и отдернула тяжелую ткань. Меня снова окутало пылью, но на этот раз я предусмотрительно прикрыла нос рукой. Солнце плеснуло через оконце, осветив заваленное старыми вещами помещение, и я огляделась. Определенно Кристин тут не было. Весь хлам был свален исключительно у входа, а дальше чердак пустовал.

Направилась было к выходу, когда луч солнца, словно прожектор, высветил под ногами что-то блестящее. Невольно опустила взгляд — в разломе между досками поблескивал позолоченный корешок… книги?

Зачем кому-то прятать на чердаке книгу?

Наклонившись, увидела выбитые на темно-изумрудной обложке инициалы: «Ж. Д».

Жизель Демаре?!

Это ее записная книжка? Или дневник?

Потянулась было к корешку, но тут же отдернула руку. Лучше расскажу о своей находке Демаре. Это ведь теперь вроде как улика.

Вот детективов я в свое время перечитала бессчетное множество, поэтому ума хватило не тронуть то, что скрывала подгнившая половица. Сюда нужно полицию, пусть они во всем разбираются, но сначала я найду Кристин.

Вернувшись в детскую, обнаружила, что Аделин выбрала малиновое платье, желтый бант и ярко-зеленые туфельки. Когда я вошла, она как раз раскладывала все это на кровати и, услышав мои шаги, обернулась. А увидев, что я одна, мгновенно перестала улыбаться.

Вопрос о том, не появлялась ли Кристин, отпал сам собой. Напряженно кусая губы, я пыталась понять, что делать дальше, когда взгляд зацепился за книжку с «живыми» картинками.

Маленькая певица.

Беседка!

— Кажется, я знаю, где искать твою сестру! — проговорила возбужденно. — Подожди еще немного, хорошо?

И пулей вылетела из детской. Спустившись по лестнице, пробежала по узкому коридорчику и толкнула стеклянные двери, что вели в сад. Бассейн уже восстановили, правда, он пока не работал, мимо него я тоже промчалась вприпрыжку, подтянув платье повыше, чтобы не мешало бежать. Хватит и того, что мои движения сковывают модельные туфли, а перспектива снова лечить лодыжку совсем не воодушевляла.

На подлете к беседке я замедлила шаг и, глубоко вздохнув, одернула юбку. Не хотелось бы предстать в неподобающем для няни виде перед Кристин, а в том, что найду ее именно здесь, я не сомневалась.

И оказалась права.

Сквозь шум сверкающих на солнце струй фонтана доносились тихие всхлипы. Еле слышные, поэтому я, намеренно громко ойкнув, подождала, пока все стихнет, и поспешила в беседку. Кристин сидела ко мне спиной, облокотившись на ажурные перила.

— Уходите! — буркнула она сердито, стоило мне застучать каблуками по ступенькам.

— Аделин очень расстроена, — сказала я, делая шаг к девочке и осторожно присаживаясь на краешек скамьи рядом с ней.

— Можно подумать, мне есть дело до того, что она расстроена! — Кристин скрестила на груди руки.

— Разумеется, есть. Вы же сестры.

Она промолчала, а после громко шмыгнула носом.

— С чего вы взяли, что Аделин расстроена из-за меня?

— Она сама мне об этом сказала. — Ближе я решила не пододвигаться, чтобы не спугнуть девочку.

— Так и сказала? — В ее голосе слышалось недоверие.

— Не словами. Глазами. А глаза никогда не лгут. Она очень переживает из-за вашей ссоры.

— Правда? — Кристин по-прежнему не оборачивалась.

— Правда. И я тоже. Больше всего на свете мне хочется, чтобы вы помирились и чтобы у вас все было хорошо.

— А я вам не верю! — Кристин развернулась так резко, что чудом не задела меня ногой в застегнутой не на то деление сандалии.

Залитое слезами лицо, упрямо сжатые губы и непокорные, торчащие во все стороны кудряшки, которые она, как умела, перевязала лентой.

— Почему? — спросила я, глядя ей в глаза.

Не ожидавшая такого вопроса Кристин растерялась.

— Разве я сделала что-то, что могло заставить тебя усомниться в моих словах?

— Вы рассказали папе про кольца!

— Что? — теперь уже растерялась я.

— Да! — Кристин прерывисто вздохнула. — Это вы ему пожаловались, и теперь мы больше не можем использовать магию! Вы нас выдали из-за фидруара! А я… я… — Ее глаза блестели от слез. — Я не хотела, чтобы его забирали. Хотела, чтобы он был с нами! Но вы меня тогда сильно отругали. Это вы виноваты!

Выпалив все это на одном дыхании, она вскочила на ноги.

— И мне бы тоже хотелось, чтобы он был с нами. Клянусь, я ни слова не сказала о кольцах вашему отцу. — Я опустилась на корточки перед девочкой и заглянула ей в глаза. — Кристин, посмотри на меня. Зачем мне вас выдавать, когда мы только-только подружились?

Пару мгновений она молча смотрела на меня, а потом воскликнула:

— Значит, Жужжен! Подслушал, когда мы с Аделин ссорились из-за Реми. Ну, я… Я ему устрою!

Кристин сжимала и разжимала кулаки, глаза ее сверкали, и я поспешила отвести громы и молнии от головы местного дятла.

— Не стоит. Все равно ты ничего этим не изменишь, только хуже сделаешь.

— Почему?

— Потому что если отвечать злом на зло, добра в мире больше не будет.

— А я не хочу отвечать на зло добром! — Она упрямо топнула ногой.

— И не надо. Когда злишься, нужно думать о тех, кого любишь. Очень-очень сильно, и сразу становится легче.

— Я люблю маму… но она… она пропала. — Голос ее дрогнул, и из глаз ручьем полились слезы.

Я осторожно притянула девочку к себе, и, к моему удивлению, она не отстранилась, а порывисто обняла меня в ответ, всхлипывая и вздрагивая в моих руках. Плюхнувшись на пол беседки под бодрый треск платья (второго за два дня), я усадила Кристин себе на колени и, покачивая ее, гладила вздрагивающую спинку ребенка.