Ольга Михайлова - Молот ведьм [СИ]

Что же делать? Стоп. А что ему нужно? Темнота. Темнота на пару минут. Эта чёртова лампада на хорах… Бестия Поланти говорила, что у него сил — как у легиона бесов, а он не может погасить жалкую лампаду? А почему не может? — удивился Винченцо. А он пробовал?

Джустиниани сделал вид, что щурится на неярком свету, и бросил взгляд на лампаду. «Погасни, огонь, погасни, Бога ради…»

Лампада сильно зачадила.

— Здесь арамейские заклинания на вызов демонов ада, — произнёс Винченцо внушительно. — Текст хорошей сохранности.

— Вы можете прочитать? — жадно поинтересовался Нардолини.

«Погасни!» Лампада, несколько раз вспыхнув чуть ярче, погасла.

— Могу, но здесь мало света… — с высокомерным спокойствием пожаловался Джустиниани.

— Чёрт возьми, — взбесился Пинелло-Лючиани, успев вырвать у него из рук папирус, — принесите огня.

Воцарилась темнота, Веральди почти наощупь сделал несколько шагов и стал у двери, положив руку на засов, а Бьянко опустил пистолет и пошёл в крипту.

Джустиниани торопливо отошёл к Тентуччи. Сердце его колотилось. Здесь он был почти неразличим в темноте. Винченцо вытащил нож, раскрыл его и торопливо обвёл круг вокруг опоры, где стоял Тентуччи. Винченцо едва различал во тьме свою бледную руку. Он почти вслепую быстро соединил за столбом линии и нарисовал в круге арамейский знак охраны, о котором читал в фолиантах Гвидо.

— Молчи, Карло, — успел шепнуть он и снова отошёл.

Постепенно мрак чуть рассеялся, теперь лунный свет проступил сквозь полуразбитые цветные витражи. Винченцо напряг зрение, выпрямился и шагнул навстречу Пинелло-Лючиани.

Бьянко уже нёс подсвечник. Джустиниани прищурился, вглядываясь в основание колонны, где был привязан Тентуччи. Вздохнул с облегчением. Ему просто повезло — линии вокруг столба полностью совпали, образовав замкнутый круг.

— Читайте же, — прошипел Пинелло-Лючиани, протягивая Джустиниани папирус, — читайте.

— Мне бы нужен словарь, — задумчиво пробормотал его сиятельство, снова уставившись в текст — двух слов я тут не знаю, а это может быть важным, — пробурчал Винченцо, расхаживая по часовне.

Джустиниани понимал, что пока текст не прочитан, его не тронут.

Постепенно удаляясь от постамента, Винченцо снова приблизился к Карло и вошёл в круг.

Там отчётливо выговорил:

— Баал-Бегерит, Хелел бен-Шахар, шхин, барад, арбе, хошех, махат бехорот, дам, цфареда, киним, аров, девер — шика царейну ве тохо! — слова его гулко отдавались в пустом пространстве, казалось, отскакивая от стен.

Ничего не произошло, но воцарилась странная тишина, глухая и абсолютная.

Вдруг умолкли ночные цикады, перестали носиться и пищать под куполом летучие мыши, не слышен стал шорох листвы, доносившийся до того из разбитых окон. Все почему-то замерли.

Потом погасли принесённые Бьянко свечи — одна за другой, с методичностью часового механизма. Джустиниани осторожно потеснился в круге и развернулся, закрыв Тентуччи своим телом и обняв руками столб, к которому тот был привязан.

Винченцо сделал это вовремя, ибо потом наступило что-то жуткое.

В абсолютной темноте подул бешеный ветер, были слышны удары и содрогания стен, раздавались крики и визг, что-то звенело и верещало, взрывалось и падало, в воздухе проносились волны запахов — то смердящего болотного, то душного и дымного, то, напротив, ледяного грозового, потом ненадолго все заполонил запах крови — головокружительно тяжёлый и тошнотворный. С земли начал подниматься дым, как из печи.

Винченцо показалось, что он пьян: голова ныла и подташнивало.

Вокруг раздавались стоны и рыдания, стены часовни дрожали и колебались как в эпилептических судорогах. Винченцо из последних сил сжимал столб руками: непонятная страшная сила, казалось, хотела оторвать его от земли вместе с колонной.

По стенам бегали и метались причудливые тени, потом стены часовни осветились буро-красным огнём, и, наконец, всё погасло, остались только заметные содрогания земли и кое-где — витали искорки синеватого пламени.

Джустиниани не знал, сколько простоял у столба, но потом где-то в глубине отдалённого двора прокричал петух, и Винченцо показалось, что он проснулся. Он разъединил сцепленные узлом пальцы, мышцы его с болью подчинились, и Джустиниани со стоном опустил занемевшие руки. Тентуччи тоже пошевелился и заморгал запорошёнными пеплом ресницами.

Винченцо обернулся. Часовня была пуста. За окнами звенели пичуги, восток чуть розовел зарей. Винченцо вынул нож, разрезал верёвки, стягивавшие руки Карло, и с некоторой опаской высунулся на границу круга. Ничего.

Пока Тентуччи растирал затёкшие запястья, Винченцо обошёл часовню, даже поднялся на хоры и спустился в подземелье. Нигде никого не было. Не было ларца, не было постамента, исчез и стоявший на нём подсвечник. Не было и папируса, сколько не искал его Джустиниани.

Стены были странно серыми и, коснувшись пальцами камней, Винченцо увидел на них следы копоти. Такие же следы были и на предмете, валявшемся на полу у хоров. Это был согнутый в несколько раз, сломанный и перекошенный костыль, на который опирался Гаэтано Орсини. Толстый слой пепла делал его похожим на страшного замшелого паука.

С трудом отодвинув массивный засов, при этом основательно перепачкав руки, они вышли из часовни к дому Батистини. Фонарь в углу тускло догорал, теряясь в первых лучах рассвета. Кареты во дворе не было. Джустиниани с ужасом заметил, что не было даже бурьяна и крапивы, что буйно росли у входа, вместо них чернели обожжённые короткие стебли.

— А что произошло?

— Чёрт его знает, — в ответе Джустиниани была жёсткая конкретность, он был мрачен.

— Я видел его, — кивнул Тентуччи. — Продать такому душу было бы подлинным безумием, — пробормотал он.

— Ты видел Баал-Бегерита? — Джустиниани впервые безотчётно обратился к Тентуччи на «ты».

Тот кивнул.

— Он мелькнул в огне на хорах. Чудовище, в глазах — жуть. Потом он дохнул пламенем, тучами роились какие-то насекомые, гады, смерч, огромные градины, жабы, кровавый дождь… потом — огонь, копоть и пепел. Пинелло-Лючиани загорелся, как факел, и в секунду сгорел дотла. Нардолини метался по углам, потом с него снесло голову, на потоке крови поскользнулся хромец Орсини, он пытался вцепиться в Рокальмуто, но того просто подняло в воздух и швырнуло на стену, потом гады, они поползли отовсюду…

— Заклятие обрушивало на врагов вызывавшего десять казней египетских, — вяло пояснил Джустиниани и тусклым голосом добавил, — там было сказано, что произнести эти заклинания и не быть разорванным на части может только…