Корнелия Функе - Повелитель драконов. Перо грифона [litres]

– Я полезла к Барнабасу, хромуклус! – прошипела она в ухо Мухоножке. – Оставайся здесь!

И прежде чем гомункулус успел возразить, она спрыгнула на костяной пол платформы и исчезла в толпе.

Накал продолжал перечислять титулы Краа.

Мухоножка взглянул вверх, на клетку, где поблескивали сквозь прутья очки Барнабаса… и стал спускаться с плеча ТерТаВа, чтобы бежать за Лолой.

Краа…

Два чувства боролись в душе Бена, смотревшего сквозь прутья своей клетки на огромного грифона: страх и изумление. Так, наверное, бывает, когда видишь царя. А Краа был настоящий царь – в этом не приходилось сомневаться. Чудовищный клюв, безжалостный взгляд, огромное львиное туловище, покрытое палевой шерстью, переходящей у шеи в светло-коричневое оперение… Вид Краа наполнял душу ужасом, желанием бежать от его ненасытного взора. И в то же время Бен не мог наглядеться на великолепие этого создания, хотя и излучавшего жестокость, так не похожую на доброту, которой дышала каждая черта Шрии и Лунга. Краа воплощал собой все, что на этом свете преследует и убивает. Он был сама ненасытность, злоба, опьянение атакой и собственной силой. Крупнее ли он Лунга? Нет. Они, наверное, одного размера. Когда грифоны выносили их в клетках из гнезда наружу, Бен показался себе до ужаса маленьким и хрупким. Теперь он гораздо лучше представлял, какие чувства постоянно испытывает Мухоножка. Птичьи когти грифонов выглядели вблизи не менее пугающе, чем их задние львиные лапы, а хвосты-змеи, казалось, жили собственной жизнью. Хвост Краа напоминал персидскую носатую гадюку и на глазах Бена поймал птицу, легкомысленно пролетавшую вблизи от трона, когда грифон на нем усаживался.

В светло-коричневом шейном оперении грифона поблескивали три пера, словно сделанные из чистого золота. Так вот что такое солнечные перья, ради которых они здесь оказались! Совсем рядом. Но теперь они представлялись Бену еще более недоступными, чем в тот день в Мимамейдре, когда он впервые о них услышал.

О том же думал и Барнабас.

Он смотрел сверху на Краа и чувствовал себя нелепым, как мышь, которая пришла просить у льва волосок его гривы. Хуже того, он и своего сына завел в логово льва.

Краа оправил клювом перья, обвил хвостом-змеей львиные лапы и птичьи когти и взглянул наверх, туда, где ждали приговора его пленники. Он окинул их беглым взором, как царь, привыкший отправлять на смерть сотни и тысячи. Но на клетке, где сидел Шрии, взгляд его янтарных глаз задержался.

Молодой грифон не мог пошевелиться в своем тесном узилище. Сквозь прутья просвечивала изумрудная зелень перьев, словно в клетку посадили сам тропический лес.

Из кривого клюва Краа вырвался угрожающий рокот.

– За все века, что я живу на свете, – Краа говорил негромко, но его скрипучий, хриплый голос пронизывал Бена до мозга костей, – за все войны, что мне случалось вести, – грифон выпрямился, чтобы все видели шрамы на его груди, – я никогда, никогда, – рокот перешел в пронзительный крик, – не встречал такого предательства!

Он расправил крылья, как император, сбрасывающий мантию, хотя ни одна мантия даже отдаленно не могла сравниться с крыльями Краа, и так замер, словно желая напомнить всем присутствующим, каков он в полном своем величии и силе, как быстро может ринуться на любого из них и умертвить клювом и когтями.

– Сын моей родной сестры! – Краа ударил клювом воздух, словно желая дотянуться до Шрии. – Ты действительно думал, что можешь при моей жизни отобрать у меня этот остров? И те глупцы, что пошли за тобой, тебе поверили? Вы все дорого за это заплатите!

Из клеток, где сидели обезьяны Шрии, доносились глухие жалобы. Бен обвел взглядом толпу, теснившуюся у трона Краа. Он увидел немало разгневанных лиц и пальцев, обвиняюще указывающих на Шрии, но находились среди обезьян и такие, что с глубокой печалью смотрели вверх на молодого грифона. Возможно, у Шрии было больше приверженцев, чем хотелось думать Краа. Тем беспощаднее он его накажет, если так.

– Хотбродд, – прошептал Барнабас, – тебе, наверное, стоит снова поговорить с прутьями нашей корзины. Признаюсь, у меня еще оставалась надежда, что с этим грифоном можно договориться. Но он ни за что не поверит, что мы не союзники Шрии. А этого он, боюсь, не прощает!

Краа взглянул наверх, словно услышал его слова.

– А что это за люди, с которыми ты связался? – спросил он Шрии. – Такие же безумцы, как мальчишка с маки-домовым? Мои соглядатаи докладывают, что он ездит с острова на остров и уже не раз лишал наших друзей-браконьеров законной добычи. Они, несомненно, заплатят за него хорошую цену. Твой мохнатый друг тоже отличный товар! – крикнул он Уинстону. – На мой взгляд, это просто большеглазая крыса, но я слышал, что на человеческих рынках маки-домовой стоит дороже, чем самые большие попугаи!

Уинстон обнял Берулу за плечи. Но Краа уже повернулся к клетке, где сидели Барнабас, Бен и Хотбродд.

– Нет, эта троица тут не затем, чтобы спасать обезьян и попугаев! Ты хотел подослать их ко мне, чтобы они за людское золото купили мое доверие! Шрии Милосердный, Шрии Друг Обезьян! Ложь, все ложь! Ты так же любишь кровь и золото, как и я! Эти трое должны были помочь тебе похитить мои сокровища! В этом был твой замысел!

Шрии пытался возразить, но другой грифон принудил его к молчанию, угрожающе стукнув клювом по клетке, где сидели обезьяны Шрии.

– Накал! – окликнул Краа носача. – Продемонстрируй моим верноподданным вещественное доказательство. Покажи, каким подарком шпионы Шрии надеялись втереться в доверие к Великому Краа!

Накал вытащил из-под перьевой мантии браслет, который дала Барнабасу Багдагюль, и поднял высоко над головой.

По толпе обезьян пронесся возмущенный гул, а хвост-змея Краа выгнулся кольцом и оскалил ядовитые зубы.

– Браслет! Уж хоть бы с ящиком золота их послал! – с издевкой обратился Краа к Шрии. – И погляди сам на своих бандитов! Ты, видно, хотел меня не только ограбить, но и оскорбить? Мальчишка и старик со стеклянными глазами! У них даже оружия не было. Или их оружие – этот зеленый чурбан? Ну хоть за него браконьеры наверняка дадут хорошую цену. – Он смерил Бена и Барнабаса презрительным взглядом.