Евгения Спащенко - Терновая ведьма. Исгерд

— Но разве в окрестностях в старину не стояла башня? — Таальвен провел ладонью над аккуратной подписью, сделанной Розой Ветров.

— Хм… — Собеседник его медленно отстранился в полумрак, скрестил на груди жилистые руки. — Если она и находилась здесь, после разлива южного притока Дахана-Пламен много лет назад, вряд ли уцелела. Целые деревни смыло мощным потоком воды, ила и песка. Сейчас одни непролазные топи тянутся отсюда до Пустоземья — ни конный, ни пеший не одолеет. В былые времена меня угораздило заблудиться там в поисках беглой души… Неделю потерял, мечась вслепую в плотном тумане, едва не погиб от жажды. И ничего, кроме гнилья и бродячих огней, не обнаружил… Но вдруг ты окажешься удачливее, зеленоглазый путник, если тебя поведет сильный зов.

Он уставился многозначительно, потирая волчью голову на кольце, и Лютинг, повинуясь внезапному порыву, стиснул похолодевшие ладони. Ни с того ни с сего ему стало казаться, что вовсе не ветряная карта вызвала изначальный интерес таинственного собеседника. Что же тогда? В затылке кольнуло, дышать на мгновение стало тяжело. Очертания незнакомца в черном незаметно поплыли, пятном растекаясь в воздухе.

«Что за марь? — мотнул головой королевич. — Неужели проныра-трактирщик подсыпал в глёгг какое-то зелье?»

Но на хмель или действие иной дурманной травы наваждение не походило. Голова оставалась ясной и в то же время тяжелой, на задворках разума нарастал навязчивый гул.

— «Кость в горле», — между тем фыркнул незнакомец. — Справедливое название для захолустья, еда и питье в котором норовят встать поперек глотки. Но славно хоть, хозяин не додумался обозвать трактир «Под терновой лозой». Тошнит от этих затхлых комнатушек «под лозами» в каждой придорожной канаве. Куда ни плюнь — священная сень терновника.

Ослабив пряжку на поясе, он приподнял свой кувшин, выразительно сообщая толстяку за кухонным столом, что желает добавки. Таальвен наблюдал за его движениями сквозь мутное стекло собственной тревоги.

— Суеверные простолюдины уповают на то, что колючая ветвь принесет им удачу, но древние чары не вернутся в эти края, хоть до упаду малюй на дощатых вывесках сливовые плоды… По мне, куда надежнее колдовство, которое можно пустить в бой, полагаясь лишь на себя. — Ладонь собеседника любовно погладила нашивку на рукаве, губы победно изогнулись. — Смекаешь?

Приморский королевич по-прежнему с трудом продирался сквозь смысл сказанного. От необходимости отвечать его спас трактирщик, явившийся по требованию гостя. Он поставил на стол новую порцию темного напитка, покрытого хлопьями пены, и угодливо согнулся пополам.

— Может, мясцом вас попотчевать, мастер Кетиль? Самое сочное для себя припас, но вас, так и быть, уважу.

— Оставь, — бросил гость, не размениваясь на вежливые церемонии. Грубоватый ответ резанул Таальвену уши, заставляя призадуматься, отчего же с ним Кетиль столь любезен. — Принеси лучше ржаных сухарей.

— Сию минуту, — заверил трактирщик, пятясь от стола.

Как видно, седого гостя он хорошо знал и справедливо побаивался. Но почему?

На ощупь Лютинг скатал карту, окунул ложку в чуть теплую похлебку. На соседа по столу он старался не глядеть. Этот Кетиль был не то чтобы очень грозен — среднего росту, скорее худой, чем поджарый. Говорил спокойно, лишнего не спрашивал. Даже теперь, когда завладевший его вниманием пергамент скрылся из виду, не стал донимать болтовней. Сидел себе, прихлебывая мутную брату.

Но вот его колючий, не знающий преград взор словно проникал под кожу. Под его прицелом не хотелось ни есть, ни пить — только убраться от чужака скорее.

— Раз мое имя тебе известно, — заявил Кетиль, запуская пятерню в миску с сушеными хлебными корками, — может, откроешь свое?

— Таальвен Валишер… — Приморца подмывало встать из-за стола, но ноги будто приросли к плохо выметенному полу.

— За знакомство! — Кетиль пристукнул глиняным кувшином о столешницу и смачно глотнул. — Хороший у тьер-на-вьёрцев обычай — называть детей именами ветров. Хоть так их будут помнить в этой безветренной стране. Жаль только, люди сотни лет как позабыли добрую традицию…

Не дождавшись от приморского королевича объяснений, новый знакомец продолжил рассуждать вслух:

— Впрочем, многое в Терновом королевстве изменилось. Взять хотя бы колдуний, что раньше селились привольно у Драконьих озер и здесь — в Пустоземье, — всех до одной извели, исправляя огрехи прошлого. И невдомек, что магию в Тьер-на-Вьёр этим не вернешь… Впрочем, таким, как мы, грех жаловаться — покуда была охота, имелась и работа. Не то что сейчас… Случается, ни одна живая душа за зиму не навестит Удел душеловов…

Пока он болтал сам с собой, Таальвен пытался заглушить звон в ушах. Требовалось немедля отвлечься, и судьба милостиво ниспослала такую возможность. Перепугав самых ближайших к сеням гостей, в харчевню вплыл бледный призрак со светящимися глазами. Миг, и он двинулся прямо на свет.

— Ай! — взвизгнула дочка трактирщика, роняя половник в помойное ведро.

Отец не мешкая отвесил ей затрещину.

— Растяпа!

Хёльмвинд молча обошел их обоих и направился к Лютингу, не удостоив других посетителей и коротким взглядом.

«Северный ветер!» — впервые при его появлении приморский королевич испытал облегчение. Может, хоть в присутствии верховного он придет в себя.

Пока тот усаживался, Кетиля и след простыл. Причем он умудрился скрыться из-под носа соседа, не поднимая шума. Но сам Лютинг был этому только рад. Хорошо бы и кувшин с ошметками пены на дне прихватил. Тогда можно притвориться, будто разговора и странного недомогания, последовавшего за ним, не было. Впрочем, в груди у принца больше не жгло, дыхание успокоилось.

— Вижу, местная стряпня тебе по вкусу? — сморщил нос Хёльмвинд.

О недавнем приступе помрачения разума Таальвена он не догадывался. Ковырнул ложкой в студенистой каше и отпихнул тарелку.

— Кажется, отрава, которую обычно готовит Изольда, смотрится аппетитнее.

— Только на вид. — Лютинг не сдержал лукавую усмешку. — Но ей об этом ни слова.

На душе вновь сделалось более-менее спокойно, если не считать обыденных забот, донимавших королевича.

— А я ведь по наивности полагал, что терновая магия дарит своей владелице неограниченное могущество. В том числе на кухне.

Признание прозвучало слегка сокрушенно. Пускай раньше Северному ветру не приходилось заботиться о пище, сейчас он сполна оценил важность ее внешнего вида и вкуса. Но принц, привычный к походным условиям, только возразил резонно:

— В отсутствии неограниченной власти у Изольды есть своя прелесть. Иначе я весь век коротал бы в волчьей шкуре, а ты стал бы ядовитой змеей, обращающей людей в камень.