Евгения Спащенко - Терновая ведьма. Исгерд

Еще раз изучив пометки Вей Эрны, приведшие троих путников к затопленным паводками далям, приморский королевич потянулся за кубком и отхлебнул. Разогретое вино сильно кислило. Чтобы перебить вяжущий рот вкус, в него добавили ягод и сладкого тростника, но это его не улучшило. Пожалуй, перед Таальвеном оказался худший глёгг, который ему доводилось пить. Отрадно будет полюбоваться на лицо Северного ветра после того, как он испробует такую кислятину.

— А вот и горячее. — Трактирщик внезапно выскочил из-под руки и выставил перед гостем глиняные миски. — Для вас и вашего друга. И куда только он запропастился в такую зябкую ночь?

Следом за похлебкой на столе появилась плошка с кашей и еще одна с соленьями, несъедобными на вид.

— Выглядит что твой король, — с завистью продолжил хозяин постоялого двора, восхищаясь обликом Хёльмвинда. — Жаль только, белый как снег. Ну да кто их, вельмож, разберет — может, в Тьер-Леране сейчас мода такая… и сами вы ишь поседели раньше срока. А ведь тоже не из простого мужичья.

Алчные глазки все шарили по ладной фигуре Таальвена, будто силясь нащупать слабину.

— Что же спутницу свою ужинать не захватили? Наверху, поди, скучно одной.

— Ее развлечение — не твоя забота, — осадил его королевич. — Советую не совать нос в чужие дела.

— Да разве я кого донимаю? — Хозяин оскорбился. — Забочусь о постояльцах — только и всего. Авось им чего понадобится.

— Если хочешь помочь, — Лютинг отодвинул полупустой кубок, — взгляни на эту карту. Мне нужно знать, верна ли она.

Обрадовавшись возможности выведать хоть малую толику истины о таинственном госте, трактирщик мигом прильнул к столу, схватил коптящую вдалеке свечку и поднес к самому носу.

— Карта, говорите… — Сальные пальцы заелозили по хрупкой бумаге.

Хорошо, что Северный ветер не видит, порадовался Таальвен. Тот, чего доброго, огрел бы плеткой нахала, посмевшего столь непочтительно обходиться с реликвией его народа.

Но владелец постоялого двора недолго разглядывал бумагу. Уже через пару мгновений он выпрямился, почесал лысоватую макушку.

— Не серчайте, господин, я в этой писанине ни слова не разберу. Чудной какой-то язык. Да и места незнакомые. Вон те горы похожи на Дымные, озера на северо-западе вроде Драконьи, но сам я в далеких краях в жизни не бывал. — Он озадаченно ткнул в карту, оставляя на ней жирный след.

— Хорошо. — Пергамент в руках Лютинга зашелестел, свился в трубку и исчез в потертой тубе, порождая у трактирщика новые домыслы.

По его оплывшему лицу ясно читалось: насчет собственных догадок он не лжет. Не то с готовностью подсобил бы Таальвену, чтобы почесать язык еще немного, а может статься, и подзаработать.

Убедившись, что трактирщик бесполезен, приморский королевич сухо кивнул, опять погружаясь в собственные думы.

— Не стану тебя задерживать. Больше у меня нет вопросов.

— Позволь мне взглянуть на твою карту, — донеслось из угла наискосок, когда грузный хозяин постоялого двора разочарованно потопал в сторону кухни. — Большинство местных и читать толком не умеют, не то что разбираться в древних свитках.

— А ты, значит, не из их числа? — ответил Таальвен уклончиво, допивая остывшее вино.

Он приметил незнакомца в простой, но добротной одежде с порога, когда впервые вошел в трактир. Тогда мужчина лишь глянул украдкой и быстро отвел каштановые с лиловым отсветом глаза. Их необычайная яркость показалась приморскому королевичу знакомой, но времени, чтобы размышлять об этом, не нашлось.

Теперь же Лютинг мог рассмотреть как следует и обветренное лицо чужака, отмеченное редкими, но глубокими морщинами, и серебряный перстень на его безымянном пальце, выполненный в форме волка, пожирающего собственный хвост. Навскидку мужчине можно было дать от сорока до пятидесяти лет, но что-то подсказывало приморскому королевичу: сидящий перед ним гораздо старше. Прядки его волос, перехваченные на лбу кожаной тесьмой, выцвели на солнце, покрылись налетом седины, сухие тонкие губы будто отродясь не знали улыбки. Черное с головы до ног облачение лишь подчеркивало впадины на щеках.

По непроизвольным движениям пальцев угадывалось: собеседник королевича не привык надолго выпускать из рук оружие. Впрочем, он не выглядел воинственно или свирепо, скорее совершенно не к месту в людной, полнившейся громкими возгласами светлице. Словно внезапная тень, вторгшаяся в охраняемое магией костра мирное жилище.

— Я прибыл издалека, — подтвердил незнакомец, высвобождая плечи из складок дорожной накидки, так что стало видно: он не настолько кряжист, как мнится в обманчивом полусвете. — Но в «Кости в горле» бываю частенько — успел изучить привычки и нравы здешних постояльцев.

Пронзительная глубина взора плохо вязалась со спокойным размеренным тоном, да и затейливые нашивки на стеганой ткани дублета выдавали отнюдь не праздного сплетника, заскучавшего в одиночестве.

— Будь уверен, никто из них не растолкует для тебя и строчки священных гимнов на древнетьернском.

— Песни мне ни к чему, — сдержанно возразил Лютинг.

— Разве твой документ не написан на забытом смертными языке?

— Возможно. Но кто сказал тебе, что на человеческом?

Пламя любопытства в темно-лиловых глазах разгорелось пуще прежнего. Залпом опорожнив стоящий перед ним кувшин, мужчина встал с насиженного места и уселся напротив Таальвена Валишера. Теперь огонек свечи выплясывал перед его лицом, превращая желтушную кожу в застывшую маску.

— Занятно. Мне казалось, все прочие наречия давних времен позабыты… в мире полным-полно неожиданностей. Не стану скрывать: мне охота оценить твою карту, но если откажешь — обиду таить не буду.

Не обращая внимания на мурашки, забегавшие по спине, Лютинг погладил пальцами крышку тубуса. Что дурного произойдет, если странный незнакомец минуту-другую изучит пергамент? В конце концов, на нем нет ветряных мудростей, а очертания Тьер-на-Вьёр без толку хранить в секрете.

Истертый временем свиток снова зашуршал, разлегся на столешнице, поскрипывая растрескавшимися краями. На сей раз никто не обратил внимания на королевича: постояльцы усердно набивали желудки, и по мере того как пустели их кружки, нестройный гомон голосов становился все громче.

— Сколько же веков назад ее начертили? — присвистнул незнакомец пораженно, разглядывая треугольники гор и затертые до дыр крылья драконов, примостившихся на сгибах ветхой бумаги. — Если мир когда-то и был таким, то об этом вряд ли помнят на постоялом дворе в нашей глухомани.

Тщетно исследуя спиральные буковки, он тронул едва заметную горбинку на носу и нахмурился.

— Твоя карта устарела давным-давно. Взять хотя бы здешний край — уже несколько веков тут не сыскать никакого леса: одна древесная гниль осталась в широких заводях, а дальше к югу-востоку и вовсе путь преграждают болота.