Евгений Гаглоев - Ларец, полный тьмы [litres]

Тимофей, тяжело дыша, припал спиной к ближайшему дереву. Ох и зададут им взбучку! Снова они вляпались в неприятности. Вломились в чужой дом, за что и поплатились, – едва не погибли от рук безумной старухи. Не дай бог снова испытать подобное. А вот Димка на этот раз с ними не пошел и правильно сделал. И о чем это говорит? Наверное, о том, что парни, у которых есть девушки, не ищут приключений себе на пятую точку, а сидят дома в тишине и покое и пьют чай с пряниками вместо того, чтобы болтаться над чаном с кислотой. Вспомнив об этом, Тимофей в очередной раз содрогнулся.

Луиза включила громкую связь, и они услышали громкие гудки.

– Слушаю, – раздался наконец строгий голос директрисы.

– Елена Федоровна, это Соловьева! – выпалила Луиза. – Мы в лесу… И у нас серьезные проблемы!

– Что опять случилось? – встревожилась директриса.

– Мы были в доме Устиньи, и она пыталась нас убить.

– Что?! Вы целы?!

– Нам удалось вырваться и сбежать от нее. У этой старухи в подвале саркофаг с кислотой и куча орудий пыток!

– А что вы там делали в такое время? – взвилась Елена Федоровна, но тут же осеклась. Одиннадцати еще не было, поэтому ученики могли гулять за пределами академии. – Быстро возвращайтесь в «Пандемониум», – сказала она уже гораздо спокойнее. – И сразу ко мне в кабинет. Расскажете подробности.

– Но нужно же что-то предпринять! Послать кого-нибудь в дом старухи, – сказала Луиза. – Это она напала на мою маму! Она что-то скрывает!

– Об этом не беспокойся! Если вы можете идти и серьезно не пострадали, жду вас у себя! Быстро!

– Мы можем идти, – простонала Женя, пытаясь восстановить дыхание после быстрого бега.

Елена Федоровна положила трубку. Ребята молча переглянулись и захромали в сторону академии.

Выслушав сообщение Елены Федоровны, Платон Долмацкий отключил телефон и стремительно вышел из дома.

Серафимы снова не было, и он прекрасно знал, с кем она проводит свободное время. Девчонке все неймется, невзирая на все его запреты. До встречи с этим мальчишкой она никогда не вела себя так вызывающе и строптиво. Не говоря уже о том, что дочь прекратила участвовать в различных вылазках и операциях, которые он планировал. А ведь когда-то она считалась его лучшим агентом, и он мог доверить ей взлом и кражу любой сложности!

Платон Евсеевич просто не знал, как поступить с дочерью. Он уже перепробовал все: и лесть, и угрозы. Но Серафима все больше отдалялась от него, и он опасался, что она совсем уйдет из его жизни, если он продолжит давить на нее.

Но смириться с присутствием этого мальчишки? Никогда! Он никогда не простит Ивана за то, что тот сделал, и не примет его сына в своем доме. Просто какая-то безвыходная ситуация. Но сейчас следовало подумать о другом. Елена Федоровна сообщила, что Устинья натворила что-то невообразимое. Необходимо было с этим разобраться.

Он направил машину в сторону леса. Долмацкий хорошо помнил, где стоит дом сумасшедшей старухи, хотя не бывал в тех краях много лет. Платон Евсеевич свернул с трассы на проселочную дорогу и ехал до тех пор, пока грунтовка не закончилась, сменившись густым кустарником. Тогда он вышел из машины и долго шел пешком, кутаясь в длинное темное пальто.

Спасаясь от резкого, холодного ветра, Долмацкий поднял повыше воротник, а руки сунул в карманы. Ветки деревьев неистово раскачивались над его головой, словно лапы неведомых лесных чудовищ. В темном небе неслись тучи, похожие на стаю испуганных призраков.

Внезапно он услышал тихий треск слева от себя. И это был не шум раскачивающихся веток; его чуткий слух сразу уловил чьи-то шаги.

Кто-то скрывался в темноте совсем рядом, прячась за кустами.

Платон замер и прислушался. Треск не повторился, но это ничего не значило. Просто кто-то сейчас точно так же стоял и прислушивался.

Долмацкий осторожно продолжил путь, полный самых плохих предчувствий.

Полоумная Устинья напала на подростков… А еще, по словам дочки Ксении, пыталась проломить череп ее матери. Похоже, старуха окончательно выжила из ума. Мэру давно следовало убрать ее из города. Иначе она когда-нибудь и на туристов начнет бросаться.

Треск позади него повторился. Платон Евсеевич замер и медленно обернулся. В паре метров от него на ковре из сухих листьев стояла гигантская фигура.

Долмацкий застыл, ощутив, как в груди вдруг сильно кольнуло.

Монстр, стоя на тропе, молча разглядывал его. В сумеречном свете Платон разглядел старомодное бесформенное пальто до самой земли, большой меховой воротник, лежащий на широких плечах. Мощная рука сжимала длинную рукоять старинной секиры с двумя изогнутыми лезвиями.

Над лохматым воротником виднелись очертания круглой головы и больших остроугольных ушей, покрытых длинной щетиной.

Свиная Голова.

Чудовище нечленораздельно заворчало, и от этих звуков у Долмацкого волосы встали дыбом. Платон Евсеевич медленно извлек из кармана пальто длинную цепочку, на конце которой висел блестящий медальон с изображением скорпиона. Намотав цепь на кулак, он поднял ее высоко над головой.

В темноте леса медальон осветился призрачным голубым светом. Вокруг украшения вихрем метались яркие искры. Лесной монстр застыл, после чего едва заметно склонил голову набок, затем отступил назад. Под тяжелыми ногами хрустнули сухие ветки. Вскоре его массивная туша полностью растворилась в темноте.

Платон Евсеевич глубоко вздохнул и продолжил путь, на всякий случай держа медальон наготове.

Огонь, полыхающий в ночном лесу, он заметил издалека. Сначала это были сполохи, едва видневшиеся сквозь густые переплетения веток, но, подойдя ближе, он увидел, что дом Устиньи полыхает от фундамента до самой крыши.

Пламя с торжествующим ревом лизало бревенчатые стены, вздымаясь в темное небо. Ветки деревьев над домом тоже горели, черные сучья сыпались вниз, и огонь разгорался все сильнее. Жар был настолько сильным, что Платон ощущал его, даже находясь на порядочном расстоянии от горящего дома.

На его глазах крыша с грохотом провалилась внутрь, и в небо взметнулся столб огненных искр. Какие бы тайны ни хранила Устинья, похоже, никому не суждено было их узнать.

– А ты уверена, что нас никто не застукает? – спросил Сергей Бельцев, боязливо озираясь в темной гостиной женского корпуса.

– Конечно, уверена! – твердо сказала Милана Поветруля. – Здесь сейчас никого нет! Все в библиотеке, на факультативах, на занятиях спортивных секций. Нас никто не увидит.

– А если кто-то уже вернулся? Если нас поймают, я все свалю на тебя!

Милана понимала, что он прав, но не собиралась признавать это вслух.

Антон Седачев отказался ее сопровождать, сославшись на какие-то проблемы, и Милана уговорила пойти на дело Бельцева, поскольку копаться в помойке за «Одноглазым валетом» в одиночку совершенно не хотелось. Но, пока они ходили в Клыково, кто-то из ненавистных девчонок вполне мог вернуться домой. Правда, в общей гостиной свет по-прежнему не горел, а значит, если кто и пришел, то сидел сейчас у себя и не высовывался.