Роджер Желязны - Хроники Амбера

Прихватив подзорную трубу, я взобрался по лестнице в самое верхнее помещение маяка, туда, где зажигался огонь, и подошел к окну, наведя трубу на долину Гарнатх.

Над лесом стлался туман; серый, холодный и очень сырой, он сплошной пеленой окутывал вершины невысоких, уродливо искривленных деревьев. Их черные ветви переплетались, как пальцы борцов. Между ветвями мелькали какие-то черные твари, но не птицы, а, судя по подпрыгивающему полету, летучие мыши. От этого леса словно исходило что-то неясное, мерзкое, недоброе. Я никак не мог понять, что именно там происходит, пока меня вдруг не осенило: то моя вина.

Это я навлек на лес мерзость запустения и превратил долину Гарнатх в обитель нечисти. Она как бы стала символом моей ненависти к Эрику и его союзникам, что помогли ему захватить власть и позволили ослепить меня. Мне очень не понравился теперешний облик знакомого леса. Я воочию убедился, какая страшная реальность стала следствием моей ненависти. Теперь я осознал, что именно совершил, ибо это было частью меня самого.

Я создал новый проход в Подлинный Мир. Долина Гарнатх превратилась в дорогу из Теней, из мрачного и черного мира в наш. Только очень опасный и злой человек мог пройти по этой дороге.

Так вот о чем говорил тогда Рейн, вот какие страшные и странные события тревожили его! Вот что так беспокоило Эрика! Что ж, это даже хорошо, тем более потому, что отвлекает его от моей персоны. Но, даже опустив подзорную трубу, я долго не мог избавиться от ощущения, что совершил нечто очень дурное и злое. Ведь, проклиная Эрика, я не надеялся когда-нибудь вновь увидеть солнечный свет. Теперь же, когда зрение вернулось ко мне, я понимал, что выпустил на волю страшные силы, которые весьма сложно будет укротить и обуздать. Я совершил такое, чего никто не мог совершить прежде, в течение всего долгого правления Оберона: проложил новый путь в Амбер. И наступит день, когда правитель Янтарного королевства — кто бы он ни был — будет вынужден искать способ, чтобы закрыть этот путь. Я прекрасно это понимал, видя порождение моей ярости, боли и ненависти. Если я когда-нибудь сумею завоевать трон Амбера, мне придется исправлять результаты собственных деяний, а это всегда дьявольски трудная задача. Я снова опустил подзорную трубу и вздохнул.

Что ж, быть по сему, решил я. Впрочем, неплохо было бы послать Эрику вес-точку, чтобы он лишился сна по ночам.

Я быстро позавтракал, затем, снарядив "Бабочку", поднял парус и вышел в море. Джонин обычно к этому времени уже вставал, но, видимо, он тоже терпеть не мог прощаться.

Я хорошо знал, куда мне надо плыть, но не был еще уверен, какой именно путь избрать. Я поплыву через Тени, по чужим морям — и все же это лучше, чем путешествие по суше, где властвуют выпущенные мною же на волю черные силы зла.

Я направил свою лодку к берегу, почти столь же светлому и сверкающему, как и сам Амбер, к тому бессмертному королевству, которого уже нет в действительности, ибо его поглотил Хаос много веков назад, но великую Тень которого еще можно где-то отыскать. Мне необходимо было найти ее, эту Тень, и сделать ее своей, как когда-то, в далеком прошлом. И тогда я вновь обрету свое могущество и стану силой, какой еще не видывал Амбер. Я пока не знал, как этого достичь, но поклялся, что залпы орудийного салюта еще раздадутся в честь моего торжественного вступления в бессмертный город.

Путь мой лежал в Тени, но белокрылая птица моих желаний стремительно опустилась мне на правое плечо. И я привязал к ноге этой белой птицы краткое послание, прежде чем она пустилась в обратный путь. Я написал лишь два слова: "Я иду!" — и поставил свою подпись.

Теперь я не остановлюсь — и пусть свершится месть и трон Амбера станет моим! Теперь пусть прощается с жизнью любой, кто встанет на моем пути!

Солнце за моей спиной поднялось еще совсем невысоко, вольный ветер наполнял паруса и гнал лодку вперед. Я сперва выругался, а потом вдруг рассмеялся.

Я был свободен, однако бежал от этих берегов. Впрочем, мне удалось не только совершить побег, но и обрести столь необходимую мне надежду на успех!

Черная птица моих желаний опустилась мне на левое плечо. И я снова написал несколько слов и отослал черную птицу в обратный путь.

"Эрик! Я вернусь!" — было написано в том послании. И стояла подпись: "Корвин, король Амбера".

Выпрыгнув на берег, я сказал: "Прощай, "Бабочка"!" — и суденышко скользнуло с отмели на глубоководье. Я знал, что лодка вернется к маяку на Кабре — остров находился неподалеку, в самом начале пространства Теней.

Потом я обернулся к черной гряде деревьев вдоль берега — дальний путь предстоял мне теперь — и направился к ним, слегка забирая в сторону. Лес зябко цепенел в предутренней прохладе, однако все было чудесно.

Правда, я потерял фунтов пятьдесят веса и порой в глазах у меня двоилось, но дело повернулось к лучшему. Мне удалось бежать из темниц Амбера — помогли сперва свихнувшийся Дворкин, а потом пьянчуга Джонин. Я стремился в страну, похожую на края, что теперь исчезли навеки. Заметив уходящую в лес тропу, я направился по ней.

Недалеко от опушки возле тропы оказалось дуплистое дерево — именно там, где я и предполагал. Пошарив в дупле, я извлек свой серебряный клинок и пристегнул к поясу. Пусть мой меч только что был где-то в Амбере — теперь он при мне; ведь этот лес уже в Тенях.

Так я шел несколько часов, оставив солнце за левым плечом. А потом передохнул и пустился дальше. Как здорово это было: видеть листья и скалы, стволы деревьев и пни, траву и черную землю. И вновь ощущать дивные летние запахи, слышать ни с чем не сравнимое лесное жужжание и чириканье. Боги мои! Как дорожил теперь я глазами! После почти четырехлетней тьмы я обрел их вновь… Не хватало слов, чтобы выразить мои чувства. Вдобавок я обрел не только глаза, но и свободу…

И я шел. Утренний ветерок колыхал мой изодранный плащ. Должно быть, я выглядел лет на пятьдесят: изможденный, морщинистый, тощий. Кто теперь меня узнает?

И я все шел в этой Тени, шел, зная ведь, куда надо идти, но пришел не туда. Значит, я сдал. Туг все и началось…

На обочине валялось семеро тел, в разной степени искромсанности. Шестеро были уже мертвы. Седьмой вроде бы отдыхал, привалившись к обомшелому стволу древнего дуба. Клинок его лежал на коленях. Из обширной раны в правом боку все еще сочилась кровь. Он был без доспехов, хотя на нескольких убитых они имелись. Серые глаза его уже начинали стекленеть. Костяшки пальцев были ободраны, дыхание еле заметно.

Из-под кустистых бровей незнакомец следил за воронами, что клевали глаза у трупов. Меня он, похоже, не видел.