Стивен Кинг - Волки Кальи

Розалита вышла ему навстречу.

— Хайл, Роланд… долгих дней и приятных ночей.

Он кивнул.

— И тебе в два раза больше.

— Как я поняла, ты хочешь попросить некоторых из нас побросать тарелки в Волков, когда они придут в Калью.

— Кто тебе это сказал?

— Ну… нашептала одна маленькая птичка.

— Понятно. И что ты скажешь? Если я попрошу?

В усмешке она оскалила зубы.

— Ничего в жизни не доставит мне большего удовольствия, — зубы исчезли, усмешка сменилась улыбкой. — Хотя мы вдвоем тоже могли бы получить удовольствие, не дожидаясь прихода Волков. Видишь мой маленький домик, Роланд?

— Ага. И ты снова разотрешь меня этим волшебным маслом?

— А тебя надо растереть?

— Ага.

— Растереть сильно или мягко?

— Я слышал, что именно сочетание первого и второго дает наилучший эффект.

Она обдумала его слова, рассмеялась и взяла за руку.

— Пошли, пока солнце светит, а этот маленький уголок мира спит.

Он с готовностью пошел и отдал должное секретному роднику, обрамленному сладким мхом, который она ему показала.

Каллагэн вернулся в половине шестого, примерно в то время, когда Розалита разбудила Эдди, Сюзанну и Джейка. В шесть Розалита и Сари Адамс подали ужин на застекленном, выходящим до двор крыльце-веранде, зелень, овощи и холодную курятину. Роланд и его друзья ели с аппетитом, стрелок еще дважды наполнял тарелку. Каллагэн, с другой стороны, едва прикоснулся к еде. Загар на его лице, признак здоровья, не мог скрыть темных мешков под глазами. А когда Сари, веселая, полная, но очень подвижная женщина, поставила на стол пирог, отрицательно покачал головой.

Наконец, на столе остались только чашки и кофейник. Роланд достал кисет, вопросительно посмотрел на Каллагэна.

— Конечно, кури, — кивнул тот, возвысил голос. — Рози, принеси какую-нибудь посудину для пепла.

— После такой еды я готов слушать тебя до утра, — заметил Эдди.

— Я тоже, — согласился Джейк.

Каллагэн улыбнулся.

— В отношении вас, парни, у меня те же чувства, он налил себе кофе. Розалита принесла Роланду глиняную плошку. После ее ухода Старик продолжил. — Лучше бы я позавчера рассказал мою историю до конца. А то проворочался всю ночь, думая о том, как рассказывать остальное.

— Тебе станет легче, если я скажу, что часть твоей истории мне уже известна? — спросил Роланд.

— Скорее нет, чем да. Ты ходил с Хенчеком в Пещеру двери, не так ли?

— Да. Он сказал, что говорящая машина, которая помогла им найти тебя, исполняла песню, и ты плакал, когда слушал ее. О какой песне идет речь?

— «Кто-то сегодня спас мне жизнь», да. И у меня нет слов, чтобы описать, до чего же это странно, сидеть в хижине Мэнни в Калья Брин Стерджис, смотреть на темноту Танреклепа и слушать Элтона Джона.

— Подожди, подожди, — подала голос Сюзанна. — Ты очень уж далеко убежал от нас, отец. Мы остановились на Сакраменто. 1981 год, ты только что узнал, что твоего друга порезали так называемые Братья Гитлеры, — с Каллагэна она перевела строгий взгляд сначала на Джейка, потом на Эдди. — Я должна отметить, господа, что с того времени, как я покинула Америку, вы, похоже, не добились особого прогресса в вопросе мирного сосуществования людей с разным цветом кожи.

— Мена за это винить нельзя, — ответил Джейк. — Я еще учился в школе.

— А я наркоманил, — добавил Эдди.

— Хорошо, беру всю вину на себя, — вставил Каллагэн, и все рассмеялись.

— Заканчивай историю, — предложил Роланд. — Может, тогда тебе удастся выспаться.

— Может и удастся, — кивнул Каллагэн, с минуту собирался с мыслями. — Что я помню о больнице, наверное, это помнят все, так это запах дезинфицирующих средств и звуки, издаваемые машинами. Большинством машин. Их пиканье. Такие же звуки издают только приборы в кабине самолета. Однажды я спросил летчика, что у них там пикает, и он ответил, что навигационное оборудование. В ту ночь я, помнится, думал о том, что в реанимационной палате очень уж много внимания уделяется навигации.

Когда я работал в «Доме», Роуэн Магрудер не был женат, но я подумал, что за годы моего отсутствия ситуация изменилась, потому что на стуле у его кровати сидела женщина и читала книгу в обложке. Хорошо одетая, в элегантном зеленом костюме, колготках, туфлях на низком каблуке. Я считал, что готов к встрече с ней. Помылся, причесался, и после Сакраменто не брал в рот ни капли. Но когда мы встретились лицом к лицу, выяснилось, насчет готовности я погорячился. Видите ли, она сидела спиной к двери. Я постучал в дверной косяк, она повернулась и мою уверенность в себе как ветром сдуло. Я отступил на шаг и перекрестился. Впервые с той ночи, когда Роуэн и я навещали Льюка в такой же палате. Можете догадаться, почему?

— Разумеется, — ответила Сюзанна. — Потому что все части картинки-головоломки сложились. Они всегда складываются. Мы это видим снова и снова. Просто мы не знаем, какая из себя картинка.

— Или не можем ее постичь, — добавил Эдди.

Каллагэн кивнул.

— Передо мной сидел Роуэн, только с грудями и блинными светлыми волосами. Его сестра-близнец. И она рассмеялась. Спросила, не увидел ли я призрака. Я чувствовал… что опять соскользнул в один из других миров, такой же, так реальный мир, если есть такое понятие, но не совсем. У меня возникло непреодолимое желание достать бумажник и посмотреть, кто изображен на банкнотах. И речь шла не только о внешнем сходстве. Сюрреаличности добавлял и ее смех. Женщина сидела у кровати мужчины с ее лицом, если допустить, что под повязками осталось что-то от лица, и смеялась его смехом.

— Добро пожаловать в палату 19, — хмыкнул Эдди.

— Не понял?

— Я только хотел сказать, что это чувство мне знакомо, Дон. Нам всем знакомо. Продолжай.

— Я представился, спросил, могу ли войти в палату. И когда спрашивал, думал о Барлоу, вампире. Думал: «В первый раз ты должен их пригласить. Это потом они приходят и уходят, когда им вздумается». Она ответила, что да, разумеется, я могу войти. Сказала, что прилетела из Чикаго, чтобы побыть с ним в «его последние часы». Потом, приятным голосом добавила: «Я сразу поняла, кто вы. По шраму на вашей руке. В своих письмах Роуэн писал, что вы, по его глубокому убеждению, в другой жизни были священнослужителем. Он все время говорил о другой жизни людей, имея в виду то время, когда они еще не пили, не принимали наркотики, оставались в здравом уме. Этот в другой жизни был плотником. Та — моделью. Насчет вас он не ошибся? Все тем же приятным голосом. Словно женщина, беседующая со случайным знакомым на коктейль-пати. А рядом на кровати лежал Роуэн, с лицом, скрытом под бинтами. Будь он в солнцезащитных очках, то выглядел бы точь-в-точь, как Клод Рейнс в „Человеке-невидимке“.