Стивен Кинг - Волки Кальи

15 июля 1976 г. Почти что год тому назад.

Эдди чувствовал, как темнота окутывает их, и, напрягая зрения пытался ухватить остальной текст как глазами, так и разумом: хотя бы большую часть, достаточную для того, чтобы понять, о чем, собственно, речь. Если бы это удалось, они по крайней мере на шаг приблизились бы к ответу на вопрос: а как все это связано с ними?

«Если эта музыка, эти колокольца не сведут меня с ума. Если твари, таящиеся в темноте, не сожрут нас на обратном пути».

— Эдди! — крикнул Джейк. Голос переполнял ужас. Эдди не отреагировал.

… Келвин Тауэр соглашается не продавать, не сдавать в аренду, никоим образом не использовать вышеуказанную недвижимость в течение одного года, начинающегося с ранее указанной даты и заканчивающегося 15 июля 1977г. Обе стороны исходят из того, что «Сомбра корпорейшн» первой получает право на покупку вышеозначенной недвижимости, на условиях, приведенных ниже.

В этот период Келвин Тауэр в полной мере учитывает и защищает заявленные интересы «Сомбра корпорейшн» в приобретении вышеозначенной собственности, не отдает ее в залог и не допускает никаких посягательств на нее третьих лиц…

На том текст не заканчивался, но мелодия, звучащая в голове, просто разрывала ее на куски. И тут Эдди понял, более того, на мгновение увидел, каким тонким стал этот мир. А может, и все миры. Тонким и выношенным, как материя его джинсов. Его взгляд выхватил последнюю фразу соглашения: «…при выполнении всех этих условий получает право продать или передать иным способом вышеозначенную недвижимость „Сомбра корпорейшн“ или любой третьей стороне». А потом слова исчезли, все исчезло, завертевшись в черной воронке смерча. Джейк одной рукой держался за ремень Эдди, второй прижимал к себе Ыша.

Зверек отчаянно лаял, а перед глазами Эдди опять мелькнула Дороти, уносимая ураганом в страну Оз.

В темноты действительно обитали какие-то твари, громадные, бесформенные, с фосфорицирующими глазами, таких иной раз можно увидеть в фильмах об исследованиях расщелин на океанском дне. Только в фильмах исследователи всегда находились за крепкими стенками батискафа, тогда как он и Джейк…

Музыка, этот колокольный звон, эти удары, рвали барабанные перепонки. Казалось, головой его засунули в то самое помещение, где находятся часы Биг-Бена, в тот самый момент, когда они отбивали полночь. Он кричал, не слыша себя. А потом оборвались и все звуки, он более не видел ни Джейка, ни Ыша, ни Срединного мира, парил где-то за звездами и галактиками.

«Сюзанна! — закричал он. — Где ты, Сюзи?»

Нет ответа. Только тьма.

Давным давно, где-то в шестидесятых (до того, как мир сдвинулся) жила-была женщина, которую звали Одетта Холмс, милая, осознающая ответственность перед обществом, молодая, богатая, симпатичная, жаждущая встретить достойного парня (или девицу). Сама того не осознавая, эта женщина делила тело с куда менее приятной особой, Деттой Уокер. Детта плевать хотела на достойного парня (или девицу). Риа с Кооса раскрыла бы Детте объятья, признала в ней свою сестру. Роланд из Гилеада, последний стрелок, «извлек» эту «двойную» женщину в Срединный мир и создал третью, которая оказалась куда лучше, куда сильнее, чем две первые. В эту третью женщину и влюбился Эдди Дин. Она назвала его мужем, взяла его фамилию. Не застав воинственного феминизма последних десятилетий, сделала это с радостью. И не только бы радовалась, но и гордилась, называя себя Сюзанной Дин, если б в голове не засела поучение матери: за гордыней следует падение.

Теперь она стала четвертой женщиной. Которая родилась на новом этапе напряженности и перемен. Которая плевать хотела на Одетту, Детту или Сюзанну; плевать хотела на всех, за исключением еще не появившегося на свет нового человечка, которого ласково называла малым. Малому требовалась еда. Банкетный зал находился рядом. Только это и имело значение, все остальное — нет.

Эта четвертая женщина, по-своему такая же опасная, как Детта Уокер, звалась Миа. Фамилии у нее не было, поскольку никого в мире она не могла считать своим отцом, а слово это на Высоком Слоге имело только одно значение: мать.

Она медленно шагала по длинным каменным коридорам к тому месту, где ее ожидало роскошное угощение, мимо пустых нефов и ниш, мимо заброшенных анфилад, мимо покоев, где давно уже никто не жил. В этом замке где-то стоял старый трон, в запекшейся древней крови. Где-то лестницы вели к устланным костями тоннелям, которые уходили в неведомые глубины. И однако, в замке была жизнь; жизнь и еда, насыщающая, калорийная еда. Миа точно это знала, как знала и то, что идет на собственных ногах, о которые при каждом шаге трется тяжелая, многослойная юбка. Насыщающая еда. Жизнь для тебя и твоего потомства. А она здорово проголодалась. Понятное дело! Ей же приходилось кормить двоих.

Она подошла к широкой лестнице. Ее ушей достигло едва слышное, но мощное гудение: работали двигатели, смонтированные в глубинах земли, под самыми глубокими тоннелями. Миа не было дела ни до двигателей, ни до компании «Северный центр позитроники», которая построила их и запустила в работу десятки тысяч лет тому назад. Не было ей дела ни до диполярных компьютеров, ни до дверей-порталов, ни до Лучей, ни до Темной Башни, которая стояла в центре всего.

Что ее заботило, так это запахи. Они наплывали на нее, густые, дразнящие, восхитительные. Курица, жаркое, свиные отбивные с хрустящей корочкой жира. Сочащиеся каплями крови бифштексы, разнообразные сыры, большущие креветки, розовое мясо которых так и просилось в рот. Фаршированные рыбины, дымящийся плов. А еще всяческие фрукты, множество сладостей. И это только начало! На закуску! Чтобы только заморить червячка!

Миа быстро сбежала по центральной лестнице, ладонь плавно скользила по полированным перилам, маленькие ступни так и порхали по ступенькам. Однажды ей приснился сон, будто какой-то ужасный человек столкнул ее под колеса подземного поезда, и ей отрезало обе ноги под самые колени. Но сны всегда такие глупые. Ступни при ней, а над ними — ноги, не так ли? Да! Как и ребенок в животе. Малой, который ждал, что его накормят. Он проголодался, как и она.

От подножия лестницы широкий коридор, выложенный черным мрамором, длиной в девяносто шагов, вел к высокой двойным дверям. Миа направилась к ним. Видела, как рядом с ней плывет и ее отражение. В глубине мраморных стен горели электрические фонари, напоминая подводные факелы, но она не замечала мужчины, который следом за ней спускался по лестнице, не в начищенных туфлях, но в старых, ободранных сапогах. И его вылинявшие джинсы и синяя рубашка из «шамбре» [11]никак не тянули на наряд придворного. У левого бедра висела кобура, из которой торчала отделанная сандаловым деревом рукоятка револьвера. На загорелом, иссеченном ветром лице мужчины хватало морщин. В его черных волосах кое-где уже пробивалась седина. Но внимание прежде всего привлекали к себе глаза. Синие, холодные, с твердым взглядом. Детта Уокер не боялась мужчин, не боялась даже этого, однако вот эти глаза нагоняли на нее страх.