Стивен Кинг - Волки Кальи

— Миа.

— Да, ей, — и тут же он улыбнулся близнецам Тавери. Френсина ответила ему мимолетной улыбкой, которая превратилась в ослепительную, стоило ей перевести взгляд на Эдди.

— Давайте посмотрим, что вы сделали, если карта готова, — Роланд протянул руку к листу бумаги.

— Мы надеемся, что все правильно, — ответил Френк Тавери. — А вдруг нет. Мы боялись, будь уверен. Миссас дала нам такой прекрасный лист бумаги, вот мы и боялись.

— Сначала мы все нарисовали на земле, — добавила Френсина. — Потом нанесли контуры тонким углем. И, наконец, Френк их обвел. Потому что у меня дрожали руки.

— Боялись вы напрасно, — успокоил их Роланд. Эдди подошел ближе, взглянул через плечо стрелка. Карта получилась отменная, с городским Залом собраний, площадью в центре, Большой рекой (Девар-Тете), бегущей у левого края листа обычной писчей бумаги, которая в его Америке продавалась в любом магазине канцелярских принадлежностей.

— Ребята, это просто потрясающая карта, — прокомментировал Эдди, и на мгновение подумал, что Френсина Тавери грохнется в обморок.

— Ага, — кивнул Роланд. — Вы очень нам помогли. А теперь я сделаю то, что вам может показаться богохульством. Вы знаете это слово?

— Да, — кивнул Френк. — Мы — христиане. «Не упоминай всуе имя Господа, твоего Бога, или Его Сына, Человека-Иисуса». Но богохульством является также надругательство над чем-то прекрасным.

Тон его оставался серьезным, но по глазам чувствовалось: ему хочется увидеть, какое же богохульство намерен совершить пришелец из мира древних. Того же хотелось и сестре.

Роланд сложил лист бумаги, к которому они боялись прикоснуться, пополам. Подростки ахнули. Как и Розалита Мунос, пусть и не так громко.

— Мой поступок — не богохульство, потому что теперь это не бумага, — пояснил Роланд. — Это инструмент, а инструменты следует беречь. Понимаете?

— Да, — в их голосах слышалось сомнение. Которое, правда, ушло, когда они увидели, с какой осторожностью Роланд убрал сложенную карту в кошель.

— Большое вам спасибо, — Роланд левой рукой взялся за руку Френсины, правой, без двух пальцев — Френка. — Своими руками и глазами вы, возможно, спасли много жизней.

Из глаз Френсины брызнули слезы. Френк какое-то время держался, но вскоре слезы потекли и по его веснушчатым щекам.

— Хорошие дети, — сказал Эдди, когда они возвращались к церкви. — Талантливые дети.

Роланд кивнул.

— Можешь ты представить себе, что один из них возвращается из Тандерклепа пускающим слюни идиотом?

Роланд, который очень даже хорошо мог это себе представить, промолчал.

Сюзанна, не споря, согласилась с решением Роланда оставить ее и Эдди на ступеньках церкви, и стрелку вдруг вспомнилось, что она не захотела идти и на пустырь, где росла роза. Задался вопросом, а не боится ли какая-то ее часть того же, что и он. Если так, то битва, битва за ее тело, уже началась.

— Сколько должно пройти времени, прежде чем мне входить в церковь и вытаскивать вас оттуда?

— Прежде чем нам входить в церковь и вытаскивать вас оттуда, — поправила его Сюзанна.

Роланд задумался. Эдди задал хороший вопрос. Посмотрел на Каллагэна, который стоял на верхней ступеньке, в синих джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами, сцепив пальцы перед собой. Роланд видел, какие крепкие у него мышцы рук.

Старик пожал плечами.

— Он спит. Проблем быть не должно. Но… — он расцепил руки, указал на револьвер на бедре Роланда. — Я бы оставил это здесь. Вдруг он спит с одним открытым глазом.

Роланд расстегнул пояс с револьвером и передал Эдди. Кошель с картой отдал Сюзанне.

— Через пять минут. Если с нами что-то случится, я, возможно, смогу крикнуть, — добавлять: «Или не смогу», — не стал.

— Джейк к этому времени уже подъедет, — заметил Эдди.

— Если они приедут, пусть ждут снаружи, — распорядился Роланд.

— Эйзенхарт и Слайтманы в церковь входить не будут, — подал голос Каллагэн. — Они поклоняются Орисе. Госпоже риса, — он скорчил гримаску, показывая свое отношение к Госпоже риса и остальным второсортным богам Кальи.

— Тогда, пошли, — подвел черту Роланд.

Прошло немало времени с тех пор, когда Роланд Дискейн испытывал суеверный страх, свойственный иной раз верующим людям. Наверное, такого не случалось с ним с детства. Но страх тяжелой ношей лег ему на плечи, едва отец Каллагэн отворил дверь скромной деревянной церкви и придержал ее, пропуская Роланда вперед.

Они очутились в холле с истертым ковром на полу. Из холла две открытые двери вели в помещение побольше, с рядами скамей. В дальнем конце, на возвышении стоял, как показалось Роланду, аналой, в окружении горшков с белыми цветами. Их аромат пропитывал воздух. Свет попадал в церковь через узкие окна в стенах. За аналоем на дальнем стене, висело распятие из железного дерева.

Он слышал таинственное сокровище Старика, не ушами, но костями. Ровное, низкое гудение. Как и в случае с розой, от него веяло силой, но более ничего общего с розой не было. Это гудение говорило о бездонной пустоте.

Той самой пустоте, которую они почувствовали в Нью-Йорке-декорации, куда их перенес Прыжок. Пустоте, которая могла стать голосом.

«Да, это то самое, что перенесло нас, — подумал он. — Перенесло нас в Нью-Йорк… один из многих Нью-Йорков, если исходить из истории Каллагэна… но оно может перенести нас куда угодно и когда угодно. Может перенести… а может и зашвырнуть».

Он вспомнил окончание длинного разговора с Уолтером. Тогда он тоже отправился в Прыжок, но понял это только теперь. Почувствовал, как растет, раздумается, пока не стал больше земли, больше звезд, больше вселенной. И сила, которая все это проделывала, была здесь, в этой церкви, и он ее боялся.

«Спасибо богам, он спит», — подумал стрелок, но тут же в голову пришла куда более неприятная мысль: рано или поздно придется его разбудить. Рано или поздно придется использовать его, чтобы вернуться в нужные им Нью-Йорки.

Рядом с дверью на подставке стояла чаша с водой. Каллагэн опустил в нее руку и перекрестился.

— Теперь ты это можешь? — тихим, чуть громче шепота, спросил Роланд.

— Ага, — ответил Каллагэн. — Бог принял меня к себе, стрелок. Хотя я думаю, пока это «испытательный срок». Ты понимаешь?

Роланд кивнул. Последовал за Каллагэном в церковь, не смочив пальцы святой водой.

Каллагэн повел его по центральному проходу и, хотя шагал Старик решительно и уверенно, Роланд чувствовал, что тот боится, возможно, даже больше, чем он сам. Каллагэн хотел избавиться от этого страшного магического кристалла, сомнений в этом не было, но Роланд не мог не отметить храбрость и мужество Старика.

По правую сторону от прохода короткая лесенка из трех ступенек вела на возвышение. Каллагэн поднялся по ним.