Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

Торми фыркнула:

— Вот ещё! Будь благодарна, сколько хочешь, а нас оставь в покое. Скажи ей, Лайсве!

— Да, скажи! — потребовала Джурия.

Не хотелось принимать чью-то сторону или что-то доказывать, изливая перед ними душу. Я задрала голову, отстраняясь. Потолок из гладко обтёсанных досок, любопытный рисунок годовых колец на мощных балках. Интересно, что за дерево?

— Можешь погадать, вернётся ли мой знакомый из похода? — спросила я, когда девчонки уже собирались вцепиться друг другу в волосы.

Торми немного успокоилась, а Джурия обиженно отвернулась.

— Всё-таки на любовь! — Торми протянула мне стопку, и когда я сняла шляпку, разложила карты замысловатым узором.

— Так-так, — приговаривала она, постукивая пальцами по загадочным картинкам. — Любовь есть, да ещё какая. Страсть. Судьба! И жизнь долгая, счастливая! Ребёнок! Ой!

На стол легла карта с шутом. Торми нервно кусала губы. Следующими оказались ягнёнок на алтаре и костянокрылый жнец с косой. Насчёт значения последней карты сомневаться не приходилось.

— Это может быть что-то другое, и произойдёт очень нескоро, на закате жизни, — оправдывалась Торми.

Джурия метнула в неё убийственный взгляд:

— Я говорила не злоупотреблять даром!

Я забрала у Торми последнюю неоткрытую карту. На ней был крылатый человек в маске.

— Тайна, — пояснила она. — Карты не хотят говорить, так бывает.

— Ничего страшного, — у неё был такой несчастный вид. Я ободряюще коснулась её плеча. Если каждую ночь во сне наблюдаешь гибель мира, к предсказаниям, даже самым мрачным, начинаешь относиться спокойно. — Все когда-нибудь умрут. Хорошо, что на закате, а не на заре.

Все вернулись к своим делам: Джурия читала, Торми расчёсывалась. Раз сто провела щёткой по волосам и столько же гребнем.

Я легла на кровать и снова взялась изучать древесные рисунки на потолке. Мысли путались и возвращались к последней карте. Крылатый человек в маске. Тайна.

К оседлой жизни привыкать оказалось не так просто. Каждый день похож на предыдущий, самый первый из моих дней в проекте.

Встали мы рано, умылись и в сопровождении строгого Сезара отправились в Храм всех богов.

— Это необходимо не только для того, чтобы боги услышали вас, но и чтобы вы прониклись величием тех, с кем вам суждено общаться, — объяснял он.

Храм находился на главной площади и соседствовал с Дворцом Судей. Круглое строение, снаружи облицованное белым, искрящимся на солнце мрамором, заслоняло весь мир, словно было его воплощением. Наверху — огромный синий купол с нарисованными золотом луной и звёздами. Входом служил прямоугольный портик с колоннадой. На них вычурной лепниной и барельефами изображались девять сфер мироздания с их обитателями. На массивном треугольном фронтоне сами Повелители стихий исполняли танец сотворения.

— Тут записана вся история богов, которая сохранилась в людской памяти, — рассказывал Сезар.

На широких ступеньках толпился разномастный люд, выстраивались огромные очереди, чтобы попасть внутрь. Нас же пропустили по первому слову Сезара.

Внутри было прохладно даже в летний зной, а воздух будто не принимал никаких «грязных» запахов, благоухая ладаном, шафраном и плавленым воском. Стены более мягкого светло-коричневого оттенка с редкими вставками белого и золотого. Помещение делилось на четыре части нишами, отгороженными стройными колоннами. В каждой нише располагался большой алтарь Повелителя и вокруг него меньшие для его семьи и свиты. Алтарь Калтащ — золотая баба, оплетённая лозой, алтарь Фаро — каменная чаша, откуда бил фонтан, а в бассейне плавали чёрная и белая рыбки Кои. Алтарь огневолосой Уот — бронзовая чаша с неугасимым пламенем, земной рыжий в танце с небесным синим. Алтарь Тэнгри — высокая фигура из редчайшего голубого мрамора в окружении четырёх крылатых мальчишек, братьев-ветров.

В городе встречалось много других храмов, каждому божеству по отдельности, но обратиться ко всем сразу можно было только здесь, стоя в середине, когда взгляд каждого Повелителя устремлялся на тебя.

Сезар составил для нас молитву, заставил выучить наизусть и читать каждый день на рассвете.

— Мы, ваши смиренные слуги, проводники вашей воли, пастыри ваших чад, созданных вами по-вашему же подобию, молим вас даровать нам мудрость в нелёгкий час испытаний и войн. Осветите наш путь сквозь тьму неверия и гордыни, проведите сквозь пустоши памяти и лес заблуждений, отворите завесу в неизведанное в обмен на наши сердца, тела, души и помыслы. Мы ваши сосуды, мы ваши глаза и уши, мы ваши рекущие уста. Вдохните в нас свою благостную суть в искупление грехов и спасение чад ваших. Да не настанет конец дней, да не угаснет пламя, и взойдёт на Небесный престол дух праведный.

После каждая шла к алтарю своего Повелителя и снова читала написанные Сезаром воззвания.

— Заклинаю тебя, брат мой Ветер, грозный сын иступленного неба, покровитель воинов и защитник слабых, — говорила я нараспев, вглядываясь в лицо крылатого мальчика с руной «исаз» на лбу. Был ли он хоть каплю похож на Безликого? Статуя его отца здесь сильно отличалось от той, что стояла в Пещере духов. Та была теплее, человечнее, словно сияла изнутри любовью скульптора. Насколько мы далеки от них? Не знаем, не понимаем, и ещё надеемся, что наши казённые слова будут услышаны, и что нам ответят так, как хотим мы. — Помоги нам, укрой своими крыльями, разбей наших врагов пламенеющим мечом и низвергни в бездну Червоточин. Не отдавай мраку вотчину твоего отца, не позволяй обратить во прах всё, что он создал. Услышь глас страждущего, пробудись ото сна, мы нуждаемся в твоём предводительстве как никогда раньше. Охрани наш мир! — Красивые возвышенные слова казались неискренними. Дома в святилище я говорила неумело, но от всего сердца, и Безликий отвечал. В минуты тоски и отчаяния я выкрикивала про себя: — Скажи хоть слово! Подай знак! Я блуждаю во тьме без тебя.

Крылатый каменный мальчик оставался неподвижен и нем.

Позже я выспросила у Сезара молитву к матушке Умай.

— Чем, скажи на милость, занималась твоя высокородная мать, что не научила тебя даже самым простым вещам, которые должна знать любая женщина? — возмутился он.

— Она умерла, — ответила я сиплым голосом и отвернулась. — Доктор Пареда сказал, что возможно её тело не выдержало, рождая на свет сразу двух одарённых.

— О! — неловко замялся Сезар и больше нотаций не читал.

Я подошла к статуе женщины в одежде из перьев. В руках она держала глубокую миску с рисом.

— О, милосердная властительница Небесного сердца, светлоликая мать Ветров, позволь разделить твою скорбь по павшим в битвах мужчинам. Знаю, ты до сих пор ждёшь и веришь, что когда-нибудь они вернутся, усталые, но живые. Я спою твою песнь и зажгу свечу на окне, чтобы заплутавшие отыскали путь домой. Ты же, молю, пригляди и охрани Вейаса, моего брата, Артаса, моего отца, — называя каждое имя, я втыкала подожжённую от неугасимого пламени свечку, оплетённую рунным узором, в рис. — И Микаша, моего… — Кто же он мне теперь? Защитник, лучший друг, любовник или… Или…