Оксана Алексеева - Отрава Их Величества [СИ]

Она изогнулась, когда его рука скользнула от лица по телу, сжала бедро — недостаточно сильно, чтобы довести до одури, но зато обещая впереди полное сумасшествие. И вдруг Отрава оцепенела. Кристофер в тот же миг оторвался от ее губ, посмотрел прямо — зрачки настолько огромные, что серых радужек почти не видно. Голос сдавленный, тихий:

— Я… Я спешу, Отрава? Но разве я спешу?

Он неправильно понял! Отрава вовсе не хотела его останавливать — наоборот, ей было уже невыносимо чувствовать, что он продолжает себя сдерживать! Как будто сам не видит, что она уже все границы и условности пустила темным хряком, что ей только его страсть сейчас нужна. Но в самый неподходящий момент появилась одна-единственная мысль — будь трижды неладен оживший мыслительный процесс — что кровопийцы совершенно точно не размножаются почкованием. Окажись сейчас Нанья в этом положении — на себе бы испытала, насколько огромную глупость ляпнула! Это не то чтобы сразу изменило взгляд на происходящее, просто… заморозило на один миг. Выяснилось, и этого хватило, чтобы все испортить.

Отрава обхватила руками его лицо и сказала с той прямотой, на которую вообще была способна:

— Нет, Крис. Я слишком сильно разволновалась… Такая ерунда в голову лезет…

— Боишься? — в его глазах промелькнула улыбка, но снова перемешанная с чем-то еще. — Надеюсь, не меня?

Она неловко улыбнулась в ответ:

— Тебя, кажется, никогда уже бояться не научусь. И еще кое-что… Крис, если ты когда-нибудь будешь целовать другую, то я, наверное, этого не вынесу. Хоть ты и кровопийца.

— Не откажись от своих слов утром. И тогда можешь быть уверена — других не будет. Ведь я кровопийца.

Он напоследок поцеловал ее мягко и оставил в покое, укладываясь на бок. И что в таких условиях полагается делать? Просить вернуться на прежнее место? Требовать? Пришлось пододвинуться, уместиться на его плече, поднять лицо и проверить, выдержит ли такую близость. Крис не выдерживал — целовал, но каждый раз Отрава внутри него улавливала ликование, которое теперь отчетливо могла обозначить. В глазах, в каждом поцелуе, теперь бережно-осторожном, чтобы снова не перейти границу, которую он сам себе зачем-то сегодня поставил, — ликование. Но при этом она ощущала то же самое — как эхо его эмоции. И чему они так радуются? Как дети малые, в самом деле! Ведь оба проиграли.

Сейчас бы выбраться из объятий, лампу потушить, в камин полено бросить и попытаться выспаться. Но такой силы воли ни у одного не нашлось. Только закрывать глаза, прижиматься сильнее и не думать о том, что утро когда-нибудь наступит.

И все же утро наступило — бессердечное и равнодушное, как всегда. А с ним ночные развлечения стали покрываться рассветной патокой и выглядеть немного сказочными. Еще в комнате, когда Кристофер перехватил ее и поцеловал, Отрава тут же смутилась, мягко отталкивая. Хорошо, что так вышло, а то еще решил бы, что они под ручку из комнаты должны выйти! Зачем же подливать масла в хладнокровие господ Сари? Зачем давать друзьям дополнительные поводы для волнения? Отрава не собиралась отказываться от своих слов или поступков, но не видела необходимости срочно посвящать в это остальных. Кристофер, конечно, заметил: когда она за завтраком уселась по другую сторону стола, проводил ее равнодушным взглядом и темы этой не затрагивал. Отраве же от его холодности кусок в горло не лез, будто она какая-нибудь предательница… И все равно не нашла в себе сил, чтобы подойти или просто заговорить.

Сари выделили путникам коней и выглядели почти счастливыми, избавляясь от гостей. До замка Кирами путь недолгий, но и за это время Отрава не нашла повода для откровенных разговоров. Она понимала, что задела Криса, хоть и не собиралась этого делать, а он теперь и пальцем не пошевелит, чтобы облегчить ей задачу.

— Крис, послушай…

— Не надо, Отрава. Толку в твоих словах? Говоришь одно, а делаешь другое.

— Это не совсем так!

— Я устал делать вид, что мне все равно. Поэтому наберись смелости быть при всех одинаковой. Или оставь меня в покое.

Она кивнула, но в ту же ночь решила, что в замке Кирами встанет рядом с Кристофером. Пусть даже ее на части после этого разорвут. Конечно, если он сам наберется смелости и расскажет о ней родителям.

Нашлись проблемы посерьезнее: Лю бежал рядом и даже на ночь в человеческий облик не переворачивался, избегая тем самым любых разговоров. Нанья от его настроения тоже хмурилась и помалкивала, боясь затронуть неудобную тему и снова вызвать ссору. Так и получалось, что напряженному молчанию, иногда перемежавшемуся короткими вымученными разговорами у костра, не было конца-края.

Неладное они заподозрили задолго до замка. Мимо пробежал отряд перевертышей, которые не отреагировали на оклик. Очень спешили в Серебряное Облако или еще куда, но это было странно. После этой встречи Лю перевернулся, и теперь они с Наньей ехали на одной лошади. Он молчал, но что-то в самой атмосфере уже успело измениться. Предчувствие.

Кони словно тоже заразились заторможенностью и сбавили ход, только Кристофер рванул вперед, с такой скоростью, что его капюшон от порыва ветра слетел. Но он о холоде теперь не думал.

Догнали его скоро: за последним поворотом, где начинались покрытые снегом поля. Кристофер спешился и замер, глядя вперед — туда, где на пригорке… не было замка Кирами. Ровная площадка, покрытая черной золой. От этой страшной картины, от осознания у Отравы пересохло в горле. В их сторону спешили несколько крестьян в телогрейках, но их Кристофер не видел. Не отрывая взгляда от неуместной прогалины, зияющей темным пятном посреди белых полей, Кристофер упал на колени.

— Господин! Господин Кирами, это ведь ты? — уже издали закричал один из мужчин. — Тебя так долго не было, что мы решили… Какое горе! Но хорошо, что тебя тут не было…

Лю ухватил его за рукав, остановил, спросил сдавленно:

— Расскажи, что случилось.

Остальные тоже притормозили, неловко перетаптываясь на месте. Отвечать пришлось тому же:

— Уже больше двух недель как… Все ведь знают! Мы и в Серебряное Облако сообщили, стража тут постоянно ищет… хоть какие-то зацепки… Но что они могут сделать? И что теперь делать нам? Да и за что…

— Что случилось? — Лю повторил еще суше.

Крестьянин головой помотал, но даже не пытался подбирать слова, говоря сбивчиво, импульсивно:

— Они появились прямо средь бела дня… Армия! Ну… я не видал армий, но очень много… Кудесники будто из-под земли выросли, кругом… Они стены рушили, а вояки выживших добивали. Всех, начиная с перевертышей на воротах… всех… — его голос сбился, но Лю затряс его, вынуждая говорить дальше. Тот старался, хотя губы от волнения побелели: — И крестьян, которые поблизости оказались! За что? Госпожа пыталась сбежать — ее в доме Пролеска в подвале упрятали… Нашли! И ее, и всю семью Пролеска убили… За что? Но кудесники кричали, я сам слыхал: «Так будет с каждым, кто кровопийцам служит!». И гербы на щитах блестят, императорские люди… Но за службу разве казнят? А годовалую дочку Пролеска тогда за что, ведь она и не служила…