Оксана Алексеева - Отрава Их Величества [СИ]

— Он меня удивил.

— А меня нет! Странно, что ты со своим дотошным анализом всех вокруг не разглядел в нем главного. Лю очень…

— Да замолчи ты уже, надоела со своим распрекрасным Лю.

— Ревнуешь? — тихо усмехнулась она. Любая смена разговора на пользу. Чем больше Кристофер говорит, тем сильнее отвлекается — а это сейчас только к добру.

— Ревную, — смиренно признал он. — Но ему нравится кудесница, я давно заметил. Так что в любом случае тебе ничего не светит, любительница перевертышей.

Теперь уже Отрава позволила себе рассмеяться громко, возмущенно:

— Какой же ты дурной! Нет, ну это надо же! Разве сам не видишь, что я с тебя глаз не свожу? Повезло, что ты поводов для ревности не даешь, а то во мне бы вообще чудовище проснулось!

Он посмотрел на нее и во взгляде промелькнул огонек — еще совсем тусклый, но уже хоть что-то. Перехватил ее за плечи и крепко прижал к себе.

— У меня тут идея возникла: а давай вместе будем?

— А давай! — ответила Отрава, улыбаясь ему в шею. — Только я по меркам кровопийц не долгожитель. Это ведь ничего?

— Ничего, — согласился он. — И ты скоро станешь презабавной старушкой, я такое зрелище не пропущу. А когда умрешь, то найду тебя в следующей жизни и снова в себя влюблю. По-моему, отличный план.

Отрава не ответила. «Снова влюблю» прозвучало как утверждение, якобы в этой жизни уже все ясно. Спорить было глупо, ведь ясно же. И с ней, и с ним ясно. Ее теперь совсем не тревожила мысль, что Кристофер разлюбит, когда она начнет дряхлеть — невозможно. И если Великое Колесо Жизни не остановится, то он потом непременно ее найдет, Нанья в крайнем случае поможет. И что самое поразительное, Отрава прекрасно понимала, что та, другая девушка влюбится в него снова, несомненно. Разве в такого невыносимого можно не влюбиться? Сомнения оставались только в том, что Кристофер снова заинтересуется, ведь там будет уже совсем другой человек… Но это уже проблемы той девушки, а Отраве на текущую жизнь счастья хватит.

Она приподнялась на локте и крикнула громко, чтобы на кухне расслышали. И чтобы порезать на части устоявшуюся траурную тишину:

— Лю, Нанья! А я влюбилась! Кажется, на все оставшиеся жизни!

— Интересно, в кого? — отозвался Лю. — А то у нас никаких вариантов.

И Нанья подхватила:

— Ну, тогда поднимай его и веди с нами знакомиться. Ему поесть нужно, соседка уже два раза с утра заглядывала, кровь предлагала.

На кладбище они ходили вдвоем, и Отрава не отпускала его руку. Пусть крестьяне привыкают к непривычному. Они только первые в череде сотен и тысяч зрителей, которым тоже придется со странной парой смириться.

Еще через пару дней Кристофер сам поднял вопрос об отправлении. Столица ждет их. Столица десять тысяч лет только их и ждет.

Немногие горят желанием путешествовать по зимним дорогам Левоморья, даже торговых караванов не встретишь. Тем не менее прямой путь в Столицу считался самым безопасным. Разбойники тут рисковали наткнуться на вооруженный отряд, а поджидать случайных богачей, внезапно решивших освежить головы на морозном воздухе, нерезонно.

Нанья перед городами изменяла их внешность — решено было притворяться правоморскими торговцами. Хотя это провоцировало рост любопытства:

— Говорят, что в Правоморье один вельможа на тысячу человек, а остальные рабы!

— А ты скольких рабов до смерти замучила, госпожа?

— Это называется «заезжий дом». Тут люди могут остановиться и передохнуть, ежели золото имеется. Кстати, а правоморские монеты весят меньше левоморских?

Ну, и самое главное:

— Где ваши товары, торговцы?

На последнее Кристофер чинно и вежливо отвечал, мол, все распродано в Золотом Крабе. Но на обратном пути они обязательно накупят местных изделий: заячьих шкур, заговоренной лишай-травки и вон ту странную штуку непонятного назначения. А если его не оставят в покое, то он вполне может изобрести способ совместного использования странной штуки и филейной части любопытного. Левоморцы, как один, после недолгого общения с этим иноземцем впадали в задумчивость и спешили по своим делам. Точнее, переходили к допросам других, более понятных торговцев. Лю по большей части молчал, каждый раз необходимость врать вызывала в нем внутренний протест, потому его начали воспринимать как сурового охранника заносчивого вельможи. Зато Нанья пользовалась спросом — похоже, она родилась для того, чтобы блистать в центре внимания:

— Смотри, знахарь, ты заговариваешь рану сверху, а внутри она продолжит гнить!

— Но ведь мы тысячи лет так лечим! Не молода ли еще поучать?

— Заткнись и слушай Великую Кудесницу Правоморья, старик. Если заклинание немного изменить, то рана будет заживать чуть дольше, но зато потом хлопот не доставит!

Знахарь хмурился, но его помощники, те, что моложе, отодвигали его в сторону, чтобы не мешал:

— А кости заживлять умеешь? Я научился, но если перелом неровный, то потом до конца жизни беспокоит.

— Конечно, юноша, — она была так потрясающа в этой роли, подражая одновременно и Иракию, и кровопийце, что Отрава едва сдерживала смех. — А в правоморской Школе Высокого Колдовства курс этих лекций читала: тут, как и с раной поступать надо — иногда лучше поначалу растревожить, поправить, чтоб кость на место встала, а уже потом…

— Раненый от такой боли помрет до твоего излечения! — не унимался старик, пытаясь из-за спин помощников подпрыгнуть выше, чтобы и его заметили.

— Да заткните его кто-нибудь! — Нанья изображала раздражение. — Вот тут самое интересное: правоморцы почти не снимают боль локально, они полностью усыпляют человека! Иногда на несколько дней, так он все свои мучения и проспит. Его будить только пару раз в день надо, чтоб от истощения не помер. Но зато так можно самую страшную рану долечить, без спешки!

— Что такое «локально»?

— Я бы последние свои роды проспала…

— Проснуться через неделю — бодреньким, здоровеньким… Это же…

— Уважаемая Нана Величественная из рода Гениальных! Напиши заклинание на листке, сделай милость!

— Конечно, друг мой, мудростью делиться надо. Два золотых и вон ту шаль, будь любезен.

— Ой, а покажи снова огненный вихрь! Бесполезная штуковина, но до чего ж красиво! Не сейчас, не сейчас, вечером! Я детишек со своей улицы соберу!

И Нанья показывала, называя зрелище «фейерверками». Никакой военной значимости этот трюк не нес, насколько Отраве было понятно, но равнодушных не оставалось, когда из рук Наньи в холодный воздух вырывался вихрь, поднимался высоко-высоко, а потом рассыпался разноцветными огнями в разные стороны. Люди, ставшие свидетелями впервые, сначала вскрикивали от страха, но видя, что огоньки гаснут до того, как достигнут земли, успокаивались и просили повторить. Нанья повторяла. В четвертом городе за это представление она уже собрала полную шапку медяков. С шапкой по толпе Отраву ходить заставила. Лю по вечерам ворчал, что так они к себе лишнее внимание привлекают, но и гордости за Нанью скрыть не мог. Ненавидели ее только гастролеры из актерской труппы, ведь их доходы заметно падали — и во время визита правоморских торговцев в город, и скорее всего на долгое время после. Кто Наньины фейерверки видел, тот от дешевой пьесы уже в восторг не придет.