Александр Нетылев - Осколки старого мира [СИ]

Но в этот раз даже такие, столь желанные слова не помогали ему не чувствовать себя дерьмом.

- Здравствуй, Килиан. Наконец-то я вижу тебя своими собственными глазами.

Странным образом чародею показалось, что вживую Владычица Ильмадика еще прекраснее, чем в субреальности его сознания. Объективно это было явно не так: ни потеки мутной жидкости неведомого состава, ни бледность и истощенность от высасывания жизненных сил еще никому красоты не добавляли. Но эта трогательная беззащитность, с которой дрогнули босые ноги, ступив на железный пол... И в то же время - это неуловимое ощущение достоинства, позволявшее ей держаться по-королевски, даже будучи обнаженной.

Любой, кто увидел бы её, не усомнился бы, что перед ним богиня. Настоящая. Вечная. Великая. Всемогущая. Несравненная.

Казалось, что кроме нее Килиан не видит ничего и никого. Его силы иссякали, перед глазами плыло. Но странным образом лик Владычицы он видел по-прежнему четко и ясно. Он видел, как она потянулась и мотнула головой. А затем подошла к соседней капсуле.

- Знаешь, Лефевр, - задумчиво произнесла она, воздев ладонь над прозрачной крышкой, - Ты мог бы чуточку поменьше плевать вниз, когда сидел наверху.

Килиан не видел, что произошло. Лишь какой-то отблеск красного света. Странный булькающий звук, какой бывает, когда пытаешься произнести что-то, будучи с головой погруженным в воду. Что это был за звук?.. Кажется, он догадывался, но догадка ускользала. В глазах темнело, и мысли путались.

Ожоги, нанесенные халифом, постепенно убивали его. А Ильмадика уже шла к следующей капсуле. Кажется, она говорила что-то еще заключенному там божеству, но ученый уже не мог расслышать ее слов.

"Держись"

В чувство его привело прикосновение женской руки. Казалось, электрический разряд пронзил все тело ученого. Он застонал и задергался, но в следующее мгновение осознал, что боль уходит.

Его раны заживали.

Разлепив веки (когда он вообще успел закрыть их?), Килиан уставился на склонившуюся над ним Ильмадику. Он чувствовал себя здоровым и бодрым, как не чувствовал себя уже очень давно. Раскаленная кольчуга валялась рядом, разорванная пополам. Остатки одежды дымились, но ожогов под ними как не бывало.

- Ты меня не покинешь, - в голосе богини прозвучала властность и уверенность... с каким-то едва различимым оттенком сексуальности. "Ты мой" - как бы говорил этот голос, - "Навсегда".

Что ж, Килиан был совсем не против.

- Я не знал, что ты способна исцелять, - произнес чародей и тут же укорил себя за глупость. Она же Владычица; конечно же, она способна на многое, о чем он не знал.

Ильмадика рассмеялась, - впрочем, беззлобно и не обидно.

- Человеческое тело - мой храм и мои владения. Даже если ты лишишься рук, я смогу дать тебе новые. Даже лучше старых. Ты разве не знал? Это Я наделила Владык бессмертием. Я придумала, как сделать нас неуязвимыми даже для такой непреодолимой силы, как Время. Поэтому мы не стареем: я сделала себя и остальных такими, что мы не состаримся никогда.

Владычица чуть улыбнулась, склонив голову набок:

- Впрочем, тебя ведь это пока не интересует, не так ли? Ты еще слишком молод, чтобы волноваться о времени и о старости. Они еще где-то далеко. Ты хочешь иного. Скорость. Сила. Могущество...

Она подмигнула:

- Сексуальность.

Килиан молчал. Осознание того, что он еще жив, хотя всерьез ожидал смерти; того, что событие, заглядывать за которое он не смел, все-таки произошло... Приводило его в состояние, близкое к опьянению. Ученый как будто не мог до конца поверить в реальность происходящего; казалось, стоит сделать это, и все события последних лет развеются, как сон. Он даже не спрашивал, как работает на практике то волшебство, о котором она говорила.

- Все это я дам тебе... если ты захочешь, - продолжала Ильмадика, - Но учти. Назад пути не будет. Если ты примешь мой дар, то наши судьбы отныне будут связаны. Если ты не готов к этому, то лучше не рискуй. Я не буду обвинять тебя, если ты откажешься. Это только твой выбор.

- Я согласен, - хрипло проговорил юноша.

Богиня улыбнулась:

- Я рада, что не ошиблась в тебе.

Когда она вновь дотронулась до него, тело Килиана охватило насыщенное фиолетовое сияние. Как будто огонь сжигал его плоть; но при этом этот огонь не обжигал. Скорее приятно щекотал.

Постепенно это ощущение щекотки становилось сильнее и уже причиняло определенный дискомфорт. Но Килиан не жаловался и не дергался. Владычица Ильмадика оделила его своим даром, и это само по себе было поводом для подлинного счастья.

Минуту спустя чародей почувствовал боль. Боль во всем теле, как будто в него вонзили миллиарды мельчайших иголок. Он закричал, но мгновением позже боль исчезла, сменившись невероятным наслаждением. Наслаждением, которого он не испытывал никогда в жизни; похожим на сексуальный экстаз, но в сотни, в тысячи раз сильнее.

Оно тоже продлилось считанные секунды, сменившись яростным воодушевлением, подобным величайшей из битв. Мощнейший выплеск адреналина. Когда лишь полоса стали отделяет тебя от смерти. Лишь полоса стали и собственное мастерство. Это было ощущение, по-настоящему кружащее голову. Одновременно прекрасное и пугающее.

Снова боль. Снова щекотка. Снова наслаждение. Снова воодушевление. И снова. И снова. И снова. Ощущения сменялись все быстрее, и Килиан уже просто не успевал их отслеживать. Его мозг не понимал, как ему реагировать на них, они перемешивались, подобно молекулам в зарождающейся звезде. В какой-то момент смена ощущений стала странным образом складываться в слова:

"Люби меня. Думай обо мне. Служи мне"

Ученый не слышал этих слов ушами: казалось, он слышал их всем телом. Каждая клеточка, изменяясь, говорила ему это. Говорила на языке ощущений, древнейшем из всех языков.

"Желай меня. Восхищайся мной. Подчиняйся мне"

Эти слова не подавляли его мыслей. Лишь вскрывали то, что Килиан чувствовал в себе с того самого момента, как впервые увидел её - тогда, в лаборатории. Так есть ли смысл отрицать то, что уже давно часть тебя? Есть ли смысл бороться с собственной рукой или с собственными глазами?

"Будь частью меня. Будь моим продолжением. Будь мною"

Лана остро пожалела, что не умеет летать.

После того, как Тэрл, раненный халифом, пришел в себя, остро встал вопрос о том, как им подняться следом за Килианом. Воин уже не хромал; но попытки забросить на верхний этаж веревку с крюком так и не увенчались успехом. Шахта была слишком узкой, а расстояние слишком большим.

Около минуты Лана пыталась поймать ощущение полета. Найти нужную эмоцию, воспоминание. Концентрировалась на образах птиц, ловила ощущение волшебных снов о полетах в облаках, вспоминала, что чувствовала, когда Килиан уносил её с обреченного корабля. Но все впустую. Взлететь ей так и не удалось, не говоря уж о том, чтобы тащить на себе Тэрла.